Бюст Бернини
Шрифт:
— Синьорина ди Стефано? — произнес Морелли, когда Флавия в очередной раз широко зевнула и протерла глаза.
Она окинула его подозрительным взглядом, сделала еще шаг навстречу, и на ее лице появилась улыбка.
— Детектив Морелли. — Флавия протянула ему руку. — Спасибо, что встретили меня. — Они обменялись рукопожатием.
По-английски говорила она бегло, правда, с сильным акцентом, который Морелли счел совершенно неотразимым, и на пути к машине рассказывала о своем путешествии. Повествование можно было свести к одному
— Я заказал вам номер в отеле Аргайла. Надеюсь, вам понравится. Это недалеко от музея, вполне комфортабельный маленький отель.
— Наверное, сейчас уже слишком поздно навещать Джонатана? — спросила Флавия. — Я пару раз звонила в больницу, но поговорить с ним так и не удалось. Они не соединили.
— Напрасная трата времени, — сказал Морелли, выехав на автостраду и повернув на север. — Сегодня днем Аргайл уже выписался.
— Разумно ли это?
— Врачи говорят, что нет. Но все они одинаковы. Я имею в виду в этих вопросах. Видите ли, Аргайл заявил им, что если останется в больнице, то просто умрет от скуки, поэтому будет долечиваться в домашних условиях. Вызвал такси и упорхнул. С тех пор ничего о нем не слышал.
— О Господи! Какое легкомыслие!
— Да, пробыл здесь у нас всего пять дней, едва не угодил под грузовик, потом попал в серьезную аварию, разнес магазин, сломал ногу, постоянно собачился в больнице с врачами и медсестрами. От таких людей исходит опасность. Кроме того, я хотел предоставить ему защиту на время проведения расследования. А теперь даже не знаю, где он…
— Что значит, защиту? От кого?
— Ну, на тот случай, если кто-нибудь снова попытается убить его.
А вот это для Флавии была новость. До настоящего момента она полагала, что травму Аргайл получил из-за присущего ему разгильдяйства, ведь подобные истории сопровождали его всю жизнь. Флавия впервые узнала от Морелли о специально ослабленном тормозном шланге, о событиях на вечеринке, о том, что Аргайлу, очевидно, было известно что-то об убийстве, вот только он никак не мог припомнить, что именно. Флавию несколько раздражали разглагольствования американца о том, что, метафорически выражаясь, петля вокруг Дэвида Барклая и Анны Морзби затягивается. К чему тогда она проделала весь этот путь, если все равно дело будет раскрыто в течение нескольких ближайших часов?
И еще ее очень встревожило сообщение об Аргайле. Нет, она не так уж стремилась повидаться с ним, но сделать это оказалось просто: приехав в отель, Флавия застала там Аргайла. Он сидел на кровати, положив ногу на подушку, читал, а на тумбочке стояли стакан с виски и пепельница. Вот она, долгожданная свобода.
Флавия вошла, и если бы не нога, Аргайл непременно вскочил бы, бросился ей навстречу и заключил в объятия. Но вместо этого он радостно взмахнул рукой, расплылся в улыбке и принялся извиняться за то, что не может двинуться с места.
Флавия лишь кивнула. Она собиралась съязвить по поводу его неосторожности,
Флавия безапелляционно заявила Аргайлу, что он глуп, непростительно разболтан, эгоистичен, представляет опасность не только для окружающих, но и для самого себя, слеп, как мышь (тут ее немного подвело незнание английских идиом), и вообще невыносим. Правда, все эти высказывания заняли больше времени, ведь она не поленилась припомнить ему все, и грозила пальчиком, и переходила на цветистые итальянские выражения, когда не хватало английских. И умудрилась все под конец испортить, потому что нервы не выдержали, нижняя губка задрожала, на глазах заблестели слезы, и все это от радости, что он, слава Богу, еще жив.
Для Аргайла настал критический момент. Выбор у него был невелик: принять вызов и начать отбиваться, и тогда о воссоединении двух сердец нечего и мечтать; или же попытаться успокоить Флавию, с риском вызвать на себя новый шквал огня и выслушивать обвинения в том, что он много о себе возомнил.
Аргайл прекрасно все это понимал, потому что хорошо знал Флавию. Он все не решался сделать выбор, тянул время и отмалчивался, с тоской взирая на свою подругу. И как ни странно, поступил правильно. Пусть стоит, грозно сверкая глазами и уперев руки в бока. Рано или поздно надоест, и как только она умолкнет, он возьмет ее руку и нежно сожмет в своей.
— Очень рад видеть тебя, — тихо промолвил Аргайл. Флавия села, громко чихнула и кивнула:
— Вообще-то, знаешь, я тоже.
ГЛАВА 10
— Проблема в том, — заявил на следующий день Аргайл, когда эмоции улеглись и к Флавии вернулась способность мыслить и рассуждать логически, — что я, похоже, влип. Уговор был такой: я продаю Тициана, и тогда сохраняю работу, и возвращаюсь в Лондон. Тициана я продал.
— Но разве ты не можешь сказать, что не хочешь туда ехать?
— Нет. Тогда или придется уйти самому, или меня уволят. Кроме того, Бирнес очень много для меня сделал, и ему нужен человек, которому он может полностью доверять.
— Так он тебе доверяет?
— Ну, скажем, так: я думаю, что доверяет.
— Тогда ты скажи, что тебе еще нужно набраться опыта и все такое.
— Я только что продал Тициана по вполне приличной цене. Он может подумать, что дела у меня пошли в гору и я процветаю.
— Отмени эту сделку.