Бывшая для мажора. Она не уйдет
Шрифт:
Какое-то время Давид молчал, словно не в силах произнести ни слова. Словно мой вид выбил почву из-под его ног… Я понимала его. И все равно почувствовала, как знакомая ноющая боль сковывает мои внутренности, мешая мне дышать.
Он подошел ближе, придвинул стул к моей кровати.
– Ника, это я.
Его голос был теплым. Но мне показалось, он заставлял себя говорить со мной именно так - ласково, спокойно.
Снова посмотрев на него… я молча отвернулась в другую сторону. «Уходи Давид. Тебе не нужно было
– Ника, я пришел сразу, как узнал. Я не мог не прийти, - он словно ответил на мои мысли.
Парень снова замолчал, наверное, надеясь, что я ему отвечу. Но я не хотела… с ним говорить.
– Моя упрямая девочка, - я ощутила прикосновение его ладони к своей руке, ее грубоватую мягкость.
– Альдо говорит, что ты отказываешься от физиотерапии. Ты молчишь, не говоришь, почему. Может, ты поговоришь со мной?
– на какое-то время парень замолчал.
– Ника, ты самая сильная девушка, которую я знаю. Если кто-то может подняться на ноги после таких испытаний, то только ты.
Я закусила губу.
– Ты должна поправиться, - продолжил он.
– Ради меня, ради своего мужа. Ради сына. Где сейчас твой малыш?
Напоминание о сыне кислотой прошлось по моей ране. Невыносимой болью отозвалось в моей груди. Из легких тихо вышел воздух - это должен был быть плач, но он получился беззвучным.
«Мама!..» Я словно все еще слышала его тонкий голосок в тот день, когда со мной случилось это несчастье. И одна мысль о том, что он видел… видел, что случилось со мной, с моим телом…
Я могла бы продолжить жить ради Паши. Но эта мысль лишала меня способности жить.
Я спасла его, но не смогла уберечь…
И ему было лучше без меня, такой, какой я стала - ведь я не могла о нем позаботиться. Еще много месяцев назад моя мама увезла его к себе в Россию. И так я лишилась последней ниточки, связывавшей меня с этим миром.
– Почему, Ника?!
– с внезапной болью и страстью произнес Давид.
– Почему ты не хочешь поправиться?!
Я упрямо замотала головой… но его словам как-то удалось пробиться сквозь стену, которой я себя окружила.
– Лучше бы я умерла. В той аварии, - наконец, прошептала, тщетно пытаясь сделать еще один вдох.
Его пальцы с силой сжались на моей ладони.
– Не смей… так говорить!
Внезапно он вскочил со стула. Прошелся туда-сюда по комнате.
– Объясни! Что мне сделать… как… Почему такая сильная девушка как ты, молча отказывается от жизни?
– Все прямо как ты сказал в тот день… «…у тебя ничего не останется. И тогда ты пожалеешь обо всем». Так и вышло. И теперь… у меня не осталось, ничего, кроме… сожалений, - прерывисто выдохнула, отвернувшись к стене.
Давид снова подошел ближе ко мне.
– Ника, почему ты вообще вспомнила о тех словах? Это же… Да я же просто впустую сотрясал воздух. Ты же знаешь, я все время
– казалось, он искренне этого не понимал.
– У тебя есть Паша, у тебя есть Альдо. :К:н:и:г:о:е:д:.:н:е:т:
– Паше теперь даже лучше без меня. А Альдо… Я не могу с ним говорить. Он так заботится обо мне, и я должна быть ему благодарна… но он последний человек, с которым… Я не могу находиться рядом с ним. Между нами все кончилось еще до аварии.
Наконец, я призналась кому-то в том, о чем никому не говорила. Ни маме, ни подругам, ни Игорю. Потому что та авария изменила все… и при этом не изменила ничего между нами с Альдо. Великосветские друзья сочувствовали ему - его жена попала в аварию, впала в глубокую депрессию, исчезла из мира. И только мы с ним знали, что произошло в тот день.
Может быть, он был не виноват в самом несчастном случае, но моих чувств это не меняло. Он больше не был моим мужем. Не по-настоящему.
– Вы с ним больше не вместе?
В голосе Давида прозвучала какая-то новая интонация - словно напряжение или пораженное удивление. Я снова посмотрела в его знакомые серо-зеленые глаза, хоть знала, что не смогу выдержать его взгляд.
– Нет, не вместе…
Какое-то время он молчал, и на его лице была внутренняя борьба.
– Я знаю, что не могу… я не должен спрашивать тебя…
Но тут он снова сжал мою руку в горячей ладони.
– Ника, если ты скажешь мне, что хочешь быть со мной… - проговорил он, - что сможешь быть со мной, после всего, что я сделал… Ника, я пойду на что угодно, чтобы мы были вместе!
В его голосе было столько убежденности, силы, страсти и нежности… Я вгляделась в знакомое лицо, пытаясь понять, искренен ли он. Ведь мы так долго ненавидели друг друга, столько сделали. Ведь для нашего разрыва были причины… Неужели он имеет в виду то, что говорит?
– Но как… а как же Паша? Неужели ты… сможешь принять его? Он ведь не твой сын, - пробормотала я.
– Ника, Боже мой, конечно, смогу. Он же твой сын, твой ребенок. Мой младший брат. Братишка… - улыбнулся Давид.
– Такой славный мальчуган. Тебе и спрашивать об этом было не нужно. Он мне уже родной.
В этот момент в моей груди что-то перевернулось… и по моим щекам полились слезы. Неужели это правда?.. Я почувствовала, что вот-вот поверю ему… поверю в то, что я значу для него столько же, сколько и он для меня.
Наклонившись к моей руке, он прижал ее к губам.
– Моя непослушная девочка… - прошептал с нежностью.
– Именно этого я всегда хотел больше всего на свете. Быть с тобой. Для меня всегда существовала только ты.
Давид так свободно говорит о своих чувствах - а ведь недавно мы молчали, боясь открыться друг другу, даже чуть-чуть. Неужели он так сильно изменился?