Бывшая любовь

Дубровина Екатерина

– Ты стала бегать? – в его вопросе не было ни капли насмешки.

И я вдруг вспомнила, сколько раз он предлагал мне до работы пробежаться. И сколько отмазок я придумала, чтобы поваляться в постели подольше.

– Да, решила начать с бега. Как карантин снимут, запишусь на фитнес.

Он молчал.

– Ты что-то хотел? – не выдержала я.

– Да, нам надо встретиться.

Глава 5

Поднявшись на пятый этаж по лестнице (а как иначе, я же теперь на спорте), я еще с порога почувствовала запах яичницы. С надеждой потягивая

воздух, я открыла дверь и широко улыбнулась. Да, однозначно пахло из моей квартиры.

Миша выглянул с кухни.

– Набегалась? Ты долго. Я тебя еще полчаса назад ждал.

Я хмыкнула.

– Совсем не веришь в мать, да? А что там так вкусно пахнет?

Миша по-хозяйски накрывал на стол.

– Руки мой. Я уже накладываю.

Упрашивать меня дважды не пришлось. Я жадно уплетала приготовленный сыном завтрак и думала над словами мужа. «Нам надо встретиться.» Он не сказал, подписал ли бумагу, или, наоборот, не стал. Вообще ничего не сказал, кроме того, что хочет увидеть меня и сына. И это пугало.

Миша верещал не переставая. Его радостные возгласы сменялись грозными выкриками, но я почти не слушала. Он всегда так эмоционально выражался, когда кто-то имел неосторожность подбить его автомобиль в гонке. Об учебе он обычно говорил сдержаннее.

– Папа зовет нас в гости, – прервала я его тираду.

Миша мгновенно замолчал, гневно глядя на меня. То ли из-за того, что я так мало внимания уделяю его игрушкам, то ли, новость об отце его совсем не обрадовала.

– Ты как? Хочешь? – я вложила в эти вопросы всю надежду, что у меня была. Хотя сама не понимала, чего больше жду. Его согласия или отказа.

– Мне пофиг. Вы уже достали меня своими проблемами. – Миша поднялся, собрал грязные тарелки и бросил их в мойку. Стук бьющейся керамики о металлическое дно я расценила однозначно.

Сын вышел с кухни, ударив еще и по двери, отчего та жалобно скрипнула. Нет, так дело не пойдет.

Я поднялась и пошла за ним.

– Он твой отец, и ничего это не изменит.

– Бла-бла-бла, – Миша закрыл уши руками.

– Ты ведешь себя как ребенок! – я повышала голос, зная, что это не поможет.

– Так я и есть ребенок. А вы, – он ткнул пальцем мне в грудь, – вы взрослые. Так и ведите себя как взрослые!

Я обессилено упала на свою софу, обхватив голову руками. Как я могла до такого довести? Мой собственный сын ненавидит отца, которого раньше боготворил.

– Мам, – Миша присел рядом, – извини. Знаю, тебе тяжело. Но я не могу простить отца за то, что он сделал. Он разрушил нашу семью. Он предал тебя, – и горько добавил, – и меня.

Я всхлипнула и не смогла сдержаться. Разрыдалась на плече у сына. Все то, что копилось в моем сердце последние полгода, что я так старательно пыталась спрятать ото всех, что я подавляла, считая грязным и противным, наконец нашло выход. Да, давно мне нужно было хорошенько прореветься, чтобы уже отболело. Но я не могла. Я должна была быть сильной ради сына. А что в итоге?

Миша гладил меня по голове и тихо шептал наставления. Мне. Мой тринадцатилетний сын. Шептал наставления.

– Все будет хорошо. Все пройдет. Ты еще будешь счастлива.

– Я и сейчас счастлива, – захлебываясь соплями и слюнями, я шумно вытерла нос рукавом, – ты рядом, и мне большего не надо.

– Надо, – твердо высек он, убирая прядь волос с моего лица, – ты должна любить и быть любимой. Другим мужчиной.

Я шмыгнула

носом и зарыдала еще громче. Почему все именно так? Когда все пошло наперекосяк? В какой момент я ошиблась?

– Что он хочет?

По одному только тону Миши я поняла, что исход этой битвы проигран. Я помотала головой.

– Не знаю.

– Когда он нас ждет?

Я закрыла глаза, собираясь с мыслями.

– Сегодня. В половине второго.

Миша вскочил, судорожно бегая по комнате.

– Позвони ему, скажи, что мы будем. И это… умойся.

Я молча кивнула, сбитая с толку. Но все, что попросил сын, выполнила. Зареванные глаза скрыть не удалось, поэтому я сделала макияж несколько сложнее, чем обычно. Да что уж кривить душой. Он был настолько броский, что мне самой стало страшно. Миша принес мне из шкафа любимое платье, которое я надевала только на день рождения и аккуратно повесил в ванной.

– Но у меня же сегодня не…

– Ты очень красивая в нем, – отрезал он, гладя свои школьные брюки на софе.

Я согласилась и с этим.

За двадцать минут до назначенного времени сын вызвал такси, а на мой немой вопрос ответил:

– Заплачу сам, – и продиктовал адрес, который был нам домом почти четырнадцать лет.

Машина мчала по шоссе, тихо шелестя резиной по асфальту. Водитель попался неразговорчивый, и это было хорошо. Настроиться на встречу с Денисом, да еще и в неформальной обстановке, было сложно. Но можно. Когда ты не одна. Всю дорогу Миша держал меня за руку. Он не произнес ни слова, но я чувствовала всем своим существом его внутреннюю силу. Он мог быть сильным за нас обоих.

Я дождалась, когда сын расплатится с таксистом, и мы на мгновение замерли у подъезда. Все вокруг было таким знакомым и родным, что хотелось снова расплакаться. Ровно полгода назад я собрала наши немногочисленные пожитки и больше сюда не заявлялась. Хотя ничего не мешало мне приехать. Денис был не против. Ключ остался у меня. Код от домофона не сменился. Но я мечтала оставить этот дом позади. В памяти. В прежней чужой и такой насыщенной жизни.

Миша набрал код, и мы оказались внутри. И здесь все было по-старому. Улыбающаяся консьержка Мария Семеновна так и сидела в небольшой, но светлой комнате, и кивнула нам, приветствуя как раньше, отчего ощущение тревоги, накатывающее волнами, усилилось вдвойне. Огромное светлое пространство холла, покрытое от пола до потолка красивой, местами бежевой, а местами бордовой плиткой, значительно отличалось от того темного закоулка, что встречал нас теперь дома. Если можно назвать домом ту однокомнатную пропахшую сигаретами квартирку, на которую у меня еле хватает денег. Но выбирать не приходилось.

В ожидании лифта я взглянула на часы, что висели рядом. Половина второго. Мы вовремя. Войдя в кабину, я зажала двадцать пятый, последний этаж. Денис всю свою жизнь мечтал жить на последнем этаже и иметь свой, отдельный выход на крышу. И пусть мы туда почти никогда не поднимались, но сама возможность этого дарила ему свободу. Он мог встречать рассветы, глядя за горизонт. И в такие моменты ему не нужны были ни часы, ни будильник. Потому что чувствовал приближение солнца где-то внутри, в себе. Горячая кружка кофе без сливок, пара печенек в виде мишек и открытое окно. И неважно, идет дождь или снег. Этот ритуал оставался неизменным почти всю нашу совместную жизнь. Интересно, а сейчас он также встает на рассвете? Или изменил не только мне?