Бывшие. (Не)покорная истинная для адмирала

Гераскина Екатерина

— Я решила, что лучше ты будешь думать, что он погиб, чем знать, что он оставил нас по своей воле.

— Теперь я понимаю, почему ты так беспокоилась за меня, — сказала я, чувствуя, как слёзы катятся по щекам. — Ты не хотела, чтобы я повторила твою судьбу.

Мама еще крепче прижала меня к себе. Ее объятия были теплыми и успокаивающими.

— Да, Лис, — прошептала она. — Я просто хотела защитить тебя от боли, которую сама пережила. Я бы так хотела уберечь тебя от всего.

— Мамуль, — прошептала я. — Ты бы не смогла закрыть меня и оградить от

всего мира. Но ты всегда была рядом, всегда поддерживала меня. И сейчас, когда я чувствую себя потерянной, я благодарна, что у меня есть ты.

Мы сидели так некоторое время, просто обнимая друг друга и давая волю слезам. Я знала, что впереди нас ждёт ещё много трудностей, но с мамой рядом я чувствовала, что смогу справиться с любой болью.

— Нам нужно жить дальше, Лис, — сказала мама, когда мы наконец отстранились друг от друга. — Ты должна продолжать учёбу, стремиться к своим целям. Не позволяй этому предательству сломать тебя.

— Я постараюсь, мам, — ответила я, вытирая слёзы. — Я постараюсь быть сильной, как ты.

Она улыбнулась, её глаза сияли от гордости и любви.

— Ты уже сильная, Лис. Ты справишься.

А ведь у моей мамы никого не было в свое время. Она была одна, с ребёнком на руках. И её сердце так же рассыпалось в пыль, как и моё.

— Я сама несчастлива и тебя не научила быть счастливой. Я так виновата, доченька, — мама смотрела на меня с таким отчаянием в глазах, что сердце сжалось от боли за неё.

— Мама, ну что ты, — я обняла свою ранимую мамочку и уже сама прижимала её к своей груди.

За двадцать лет я никогда не видела её с мужчиной. Да, к ней в цветочный магазин приходили одинокие мужчины, оказывали ей знаки внимания, но отчего-то она всем отказывала.

А теперь я всё поняла. И как же я была слепа по отношению к ней. Не обращала внимания на душевную боль мамы.

Ужасная правда просто выбила меня из колеи.

Моя мама до сих пор любила отца.

Неужели я буду так же?

И страшные слова мамы обретали новый смысл.

— Это наше проклятие, милая. И все же я так виновата перед тобой. Так виновата… Если бы я только забрала его сердце, то ничего не было бы…

Глава 6

Последние слова матери были очень странными. Но мало ли что она имела ввиду, ведь столько лет хранит любовь в своем сердце к мужчине, что бросил ее.

— Нет, мама, это не твоя вина, — я крепче обняла её. — Ты дала мне всё, что могла. Ты растила меня одна, ты всегда была рядом. Я люблю тебя, мама. И я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой за что-то, что не в твоих силах было изменить.

Мама всхлипнула, её плечи задрожали в моих объятиях. Я ощущала, как сильно она переживала за меня, как её собственная боль смешивалась с моей. Но я не могла позволить себе сломаться, не могла позволить маме чувствовать, что она не справилась.

— Мы справимся, мама, — шептала я, стараясь вложить в эти слова всю свою силу и уверенность. — Мы вместе,

и это самое главное. Мы сможем преодолеть всё, что угодно, потому что мы вместе.

Она отстранилась немного, посмотрела на меня и кивнула, вытирая слёзы с лица.

— Какая же ты у меня взрослая, Лис, — она погладила меня по голове, как делала это в детстве.

Вскоре мама вышла, оставляя меня одну.

Лежа в темноте, я пыталась осознать всё, что произошло. Каждый раз, когда я закрывала глаза, передо мной возникало лицо Торгарда, его холодный взгляд и горькая усмешка. Снова и снова я переживала тот момент, когда увидела его с Офелией, и боль становилась невыносимой.

Я провела несколько часов в таком состоянии, прежде чем усталость взяла своё, и я погрузилась в беспокойный сон. Во сне я снова и снова переживала этот ужасный момент, просыпаясь в холодном поту и чувствуя, как сердце сжимается от боли.

***

Торгард

Я сидел в номере один, опустошённый и полный противоречий.

Голый по пояс, босиком, в одних брюках, от меня несло сладкими противными духами.

Морщился.

Какой же дрянью пользуется Офелия.

Распахнул окно настежь. Свежий ночной воздух повеял в окно, уносящий мерзкую сладость. Сжал руками подоконник. До хруста.

Подул ветер с моря.

То что нужно.

Его вдыхать я готов день и ночь.

Внизу шло полным ходом веселье. Смех и музыка доносились до меня, вызывая раздражение и гнев.

Каждый звук усиливал ощущение одиночества.

Я прошел к бару и плеснул себе в бокал. Сел в кресло напротив окна, уставился в черное небо. Снаружи мерцали звезды, но я не видел их красоты.

Моя душа была полна тьмы, и никакой свет не мог пробиться сквозь неё. Горечь напитка обжигала горло, но это было ничто по сравнению с той болью, что жгла меня изнутри.

Передо мной престала Талисса. Вся такая невинная, наивная и влюбленная.

Смех вырвался из горла.

А потом лютая ярость настигла меня.

Я больше не принадлежал сам себе.

Резко швырнул бокал в стену. Град осколков обдал меня, но я даже не почувствовал боли. Грудь разрывалась от гнева.

Я вскочил и начал крушить мебель в номере. Стулья, столы, всё летело в стороны под ударами моих кулаков. Я разбил зеркало, осколки которого разлетелись по комнате, отражая мою искажённую яростью фигуру.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежал слуга, испуганный грохотом.

— Убирайся! — рявкнул я, швырнув ему кошель с золотом. — Найди мне другой номер.

Слуга, дрожа, подобрал кошель и поспешно удалился.

Я вышел из разрушенного номера и направился в другой, пытаясь скрыться от своих демонов.

В новом номере я рухнул на кровать, затуманенный пойлом и яростью, и погрузился в беспробудный сон, надеясь забыть всё, что произошло.

Когда я проснулся, свет пробивался сквозь шторы, заливая комнату мягким утренним светом. Голова болела, мысли были спутаны. Воспоминания о прошлой ночи начали возвращаться.