Бывших ведьмаков не бывает!
Шрифт:
— Заорешь — убью!
Владислава взвизгнула. Быстро, пока их не заметили, конокрад подпрыгнул, вставая на край яслей, оттуда ловко перескочил на спину коню, прижав коленями и девушку, и, дернув за узду, заставил жеребца развернуться к выходу.
Лясота вынес его, не сопротивляясь, только стараясь ступать как можно тише. Он отлично помнил условие их освобождения — кто-то должен захотеть взять их обоих. Все так и свершилось, пусть спасителем выступил и обычный конокрад. Жаль было оружия, денег и документов, но сейчас главное — вырваться на свободу и вернуть себе прежний
Ни ворот, ни ограды у жилища колдуна не было, и, отойдя шагов двадцать, Лясота сам перешел с шага на рысь, а там — и на галоп. Бежал легко, чувствуя на спине не только похитителя, но и девушку.
А ночь, как в сказке, была ясная и тихая. Облака расступились, высыпали звезды. Лошадь плохо видит в темноте, но Лясота не был обычным конем. Он скакал, чутко прислушиваясь к направляющей руке; куда бы ни правил конокрад, сейчас им было по пути. Колдун, конечно, не мог не заметить пропажу, но условие — их обоих захотели взять — было выполнено, и теперь у него не было над ними никакой власти. Скорее бы кто-нибудь догадался и снял уздечку! Жесткий мундштук разрывал рот, губы болели, кожа под ремнями чесалась. Да и надоело бегать на четвереньках.
Разбойники не отъехали далеко; промчав версты две, Лясота заметил подводу и несколько верховых рядом с нею. В темноте, без огней, они казались черными силуэтами. Парень лихо осадил жеребца.
— Эге, так вот что за шапку ты у старика потерял! — приветствовал его атаман. — Молодец, Степка, хвалю! Это добрый конь, негоже старику таким владеть. Осерчает, конечно, а что поделать? Сам виноват! Нечего было спорить с Тимофеем Хочухой. Я что хочу, то и беру. На-ка вот целковый от моих щедрот!
Разбойники весело загалдели, обсуждая подвиг парня. Конокрад, названный Степкой, спешился, сорвал с головы коня тряпку, потом помог спуститься княжне — и протянутая с целковым рука замерла в воздухе. Галдеж смолк.
— А это чего такое? — нахмурился Тимофей Хочуха.
— Девка, — ответил Степка.
— Сам вижу, что не корова. Ты пошто ее притащил? С нею же хлопот не оберешься! На что мне баба? У меня своя жена есть. Или тебе так уж приспичило? Женилка-то отросла хоть?
Разбойники опять загалдели, зашлись хохотом.
— Да я думал, она заорет, колдуна еще разбудит, — смущенно пытался оправдаться Степка.
— А ты бы ее ножом пырнул — и вся недолга! И-эх, тетеха! Что с тебя взять? — отмахнулся Тимофей Хочуха. — Ладно, прирежь ее да поехали. Полночь уже миновала, а у нас дел много и путь дальний.
Владислава прижалась к боку жеребца. Лясота заложил уши назад, коротко фыркнул, ударив копытом.
— Ишь ты! — фыркнул атаман. — Конь, а чисто собака!
Лясота помотал головой и оскалился.
— Не надо, — пролепетала девушка. — Не трогайте меня!
— Ишь! «Не трогайте!» А чего с тобой делать? Ни продать, ни подарить… На кой ты нам сдалась? Кончайте ее, ребята, да поехали.
Он сказал это так буднично, что княжна похолодела. И увидев, что несколько человек двинулись к ней, доставая ножи, воскликнула:
— Вы не знаете, кто мой отец!
— И
— Князь Владислав Загорский!
Ножи опустились. Царь и в самом деле был далеко, аж в самом Владимире-городе. А князь Загорский — намного ближе. И многие знали, что дочь у него единственная.
— А не врешь, девка?
Владислава помотала головой, прижимаясь к боку жеребца. Лясота уперся ногами в землю и пригнул голову, готовый драться.
— Я могу ему написать… Он заплатит за меня большой выкуп, если вы меня не тронете!
Тимофей Хочуха расхохотался так громко, что на деревьях поблизости испуганно заорали спросонья какие-то птицы.
— Ай да девка! — отсмеявшись, промолвил он. — Дерзка! Люблю таких! Добро, — отхохотавшись, промолвил он. — Отпишешь отцу своему, чтоб выкуп уплатил, какой я скажу. А ежели он откажется платить, пеняй на себя. Небо с овчинку покажется. Смерти пожелаешь, да не придет она, смертушка-то… А теперь, парни, за дело! Надо клад припрятать, пока время есть. — Он посмотрел на звезды. — Рассвет уж скоро.
И направился к дубам, озираясь по сторонам. Бросил через плечо:
— Этой глаза завяжите, чтоб не подсматривала.
Владиславе крепко замотали половину головы каким-то платком, от которого терпко пахло застарелым мужским потом и чем-то еще, кислым. Девушка, оказавшись в полной темноте, слепо протянула вперед руки — и ей под пальцы попалась конская грива. Она обняла жеребца за шею, прильнула, черпая в нем опору. Странно, раньше у нее не было желания даже одним пальцем дотронуться до Петра Михайлика, а теперь она не отходит ни на шаг. Может, потому, что вместо человека подле нее сейчас конь? Интересно, а он понимает людскую речь? Раньше вроде понимал.
— Петр, — позвала девушка, — не оставляйте меня, хорошо? А то мне страшно.
Разбойники наконец нашли подходящее место. Оставив рядом с телегой и девушкой охрану, быстро выкопали яму. Один за другим перетащили туда несколько сундуков. Показывая, что доверяет всем своим людям, Тимофей Хочуха привлек к делу каждого, Одни копали землю, другие таскали в яму добро. Сундуки, как заметил Лясота, светились в темноте. Это и есть чары, про которые говорил хозяин? Интересно, что внутри? Разбойничьи клады, как правило, полны золота и серебра, а также дорогого оружия и мягкой рухляди — мехов, богатой одежды.
Покончив с работой, подтащили к приметному месту камень. Тимофей Хочуха достал из-за пазухи палочку, начертил вокруг камня круг, после чего сломал палочку и бросил одну половинку в воду, а другую на землю с приговором:
— Будь тайна сия укрыта от чужих глаз крепко, как крепка мать сыра-земля. Отведи им глаза, пусть взор их течет мимо неустанно как течет неустанно река. Аминь!
Степка Разиня проворно подвел ему коня. Атаман вскочил, свистнул:
— Пошли!
Владиславу швырнули на телегу, к оставшимся там мешкам. Лясоту привязали за повод к борту, разбойники вскочили на лошадей, трое угнездились на телеге рядом с девушкой, и весь отряд размашистой рысью тронулся в путь.