Бывший 2. Роди мне сына
Шрифт:
— Андрей, — возмущенно бью его по руке.
Вопреки кощунственности этой шутки, я все равно смеюсь. Тем самым расслабляюсь и перестаю думать о случившемся, как о чем-то серьезном.
В конце концов, что может произойти с Адрианом? Вот он лежит, за спиной. Большой, твердый и горячий. Живой. Живее всех живых. Его тяжелый пах дыру в моей ягодице пробил.
— К тому же ты сама сказала, что УЗИ не ошибается и мы ждем девочку.
— А ты говорил, что это какая-то ошибка, — выговариваю с обидой, закусывая губу.
—
Всегда…
Адриан ещё долго шепчет мне на ухо слова поддержки и обещания, которые разливаются внутри благодатным потоком и наполняют сердце спокойствием. А ласковые движения его ладони только усиливают этот эффект образующегося вокруг меня безопасного кокона.
В порыве чувств поворачиваю голову и, кажется, что грек только этого и ждал. Его шепчущие губы тут же захватывают мой рот и крепко целуют. Не давят, не доминируют. Обволакивают и дают такую необходимую сейчас поддержку.
А я… не понимаю…
Не понимаю, что дальше…
И на помощь мне приходит… наша дочь, которая бьёт ровно в ладонь своему отцу.
— Чувствуешь? — шепчу Андрею в губы.
Он улыбается, ловит ещё один толчок и нежно целует мой лоб.
— Это потому что ты вовремя не поела… Мы проспали завтрак, Вера.
Глава 33.
— И что ты сделала? — усмехается Адриан, продолжая легкими касаниями поглаживать мою вытянутую руку.
— Пришлось перепрыгнуть через забор…
— Ненормальная, — цедит он сквозь зубы, но его движения всё такие же плавные.
Значит, не злится.
— Мне просто необходимо было это интервью, — беззаботно пожимаю плечами. — Хотя сейчас понимаю — швы на моей пятой точке — слишком высокая плата за того политика.
— Швы…
— Ну да, ты ведь видел, — ерзая на стуле той самой задницей, напоминаю.
— Я в шоке, Вера. Думал, ты в детстве на горке неудачно прокатилась.
— Нет, в детстве я не была такой шебутной.
— Шебутной?
— Ну да, — закатываю глаза. — Это синоним «непослушности».
— Ясно.
Адриан задумчиво качает головой и подносит мою руку к лицу. Нежно прикладывает к губам и целует.
Он весь день этим занимается — выводит из равновесия с помощью прикосновений, а ещё легких, как перышко, поцелуев и крепких, как Великая Китайская стена, объятий.
Пожалуй, самый запоминающийся момент за сегодня — то, как мы любовались закатом. Вместе. Адриан обнимал меня сзади, бережно прислонив к своей груди, и снова рассказывал про детство, про Грецию, про обычаи своего народа и то, как они на протяжении многих веков им следуют.
Мужские руки, обнимающие меня, и губы, шепчущие слова ласковым тоном — это вообще не то, на что я рассчитывала в этом вынужденном
А вернее, совсем растерянно.
— И когда в тебе выросла эта «непослушность», Вера? — вздыхает Адриан, окидывая взглядом стол на нашей кухне.
Мы слишком устали на прогулке, чтобы ждать очередь в забитом людьми ресторане, поэтому заказали еду и пришли ужинать домой.
Удивительно, но здесь — под неустанным контролем Макриса — я впервые за долгое время почувствовала себя дома. Видимо, так действительно бывает. Ты много трудишься в своем городе, но в какой-то момент, понимаешь, что чужая. А потом прилетаешь в гости, и душу щемит ощущение сопричастности и родственности, что ли.
— Не знаю, Андрей, — задумчиво произношу. — Наверное, когда поняла, что я сама за себя. И надеяться не на кого.
— У тебя был отец.
— Был…
— Потом был я.
— Был…
Прикусываю язык, чтобы не наговорить лишнего.
— Хочешь моё мнение? — спрашивает он предусмотрительно, и я легко и непринужденно смеюсь.
Что это, как не компромисс от Адриана Макриса? Он наконец-то не лепит свою шовинистическую правду-матку мне в лицо, а спрашивает, хочу ли я её услышать.
— Чувствую, что оно мне не понравится, но давай уж, — отвечаю, поглаживая животик.
Не знаю, каких именно размеров будет наша дочь, но есть ощущение, что я с каждым часом прибавляю по сто грамм. Это ощущение обостряется тем, что мы оказались в курортном городе и повсюду нас с Андреем окружают хорошенькие женщины. С красивыми, ухоженными лицами, стройными фигурами. Манкие, тонкие. Я и сама была такой. Именно подобной этим девушкам я и была, когда Адриан, как он говорит, в меня влюбился.
Страшно признаться, но я впервые в жизни настолько комплексую. И лишние сантиметры на талии, и появившиеся растяжки на бедрах, и отекающие к вечеру ноги — всё это не придаёт мне уверенности.
— Вы, русские дамы, вообще не умеете брать, — с тяжелым вздохом произносит он.
— А что же мы умееем?
— Давать. Давать вы умеете, как никто.
— И многие русские женщины тебе «давали»? — сама не ожидая, с неприкрытой обидой выговариваю.
Андрей смеется.
— Не опошляй, девочка моя. Ты ведь поняла.
Греюсь в лучах его нежности. Давно забытой, между прочим.
— Я не о сексе, — продолжает. — А вообще, о вашем жизненном укладе и роли женщины в семье. Часто ведь она ключевая.
— Что в этом плохого?
— То, что из этого ролевой модели в семьях вырастают бойцы, а не женщины. А бойцы созданы для того, чтобы воевать. Как правило, с мужчинами.
Деликатно молчу, стараясь не вступать в полемику, но Адриан не унимается.
— Почему за полгода совместной жизни ты не рассказала мне, в какой ситуации ты находишься? Про маму? Про отца?