Бывший Булка и его дочь
Шрифт:
И стал рассказывать, приплетая всякие несуразицы, тот случай в море.
– Па-па! – сказала Надя недовольно и скосила очки на маму: зачем же, мол, маму зря расстраивать; но чувствовала Лида: не из-за мамы она, а из-за того, чтоб Сева не узнал о её слабости и о Лидиной силе.
Мама
– Господи, Володя! Ну как тебе не стыдно быть таким легкомысленным! Ведь если б не эта девочка, то твоя дочь… Ты хоть понимаешь это?!
– А я говорила тебе, не отпускай их вдвоём! – строго сказала бабушка. – Ведь оба в облаках витают.
И тут Лида заметила, до чего же мама, папа и Надя из одной породы: все в очках, все широколицые и такие чуть расплывчатые, полноватые.
А Сева был совсем иной: тонкий, с прямыми плечами. У него и глаза, у одного, были синие. А у Старобогатовых серовато-зеленоватые. И своими синими глазами Сева смотрел прямо на Лиду. Лида стала смотреть в чашку, где на дне лежало несколько чёрных чаинок. Но чувствовала, он не отпускает её.
– Сева, – сказала Надя, – Се-ва! Ты что? Тоже витаешь?.. Передай мне, пожалуйста, пирог.
– Пироги барышням твоей комплекции есть вредно!
Ага, значит, вот он как к ней относится. Ничего себе!
– Ну тогда хоть Лиде дай, – сказала Надя спокойно.
– Вот это можно! – Сева взял тарелку с пирогом, обошёл вокруг стола, остановился за спиной у Лиды:
– Вы позволите?
Она сумела только кивнуть в ответ.
– Мне бы лично, – сказал папа, – такой кусок в жизни не дали: из самой серединки и крему целый километр…
– А может, я влюбился, допускаешь, дядя Володь, такую возможность?
Кто-то что-то сказал, бабушка стукнула Севу по макушке. Лида смотрела только на свою подругу. Она хотела сказать: "Я же не виновата, правда!" Надины глаза молчали в ответ. Наконец чаепитие было закончено. Убирали со стола теперь Надя и бабушка. Родители продолжали неторопливо расспрашивать Лиду. Сева слушал, раскачиваясь на стуле.
– А что больше любишь – телевизор или читать? – спросила мама.
– Ну… когда как…
– Ясно…
– Не "ясно", а очень правильный ответ! – сказал Сева. – Если б она сказала: "телевизор", ты бы её начала презирать, если б: "книги", никто бы не поверил. Молодец, Лида!
– Сев, ну что ты как себя ведёшь! – сказала мама. И снова к Лиде: – Вот ты говоришь: учишься неплохо. Дома помогаешь? Ну, помогаешь, наверно… В меру, – она улыбнулась. – А вот увлечение у тебя какое-нибудь есть?
– Не отвечай! – быстро крикнул Сева. – Она для диссертации!
– Сева! Ну это уж выше всяких сил!.. Володя!
– …возьми ремень, – быстро добавил Сева.
Мама
– Ну тебя, болтунишка! Вот что Лида подумает…
– Что я обращаю на неё пристальное внимание!
Подошла Надя, стала за Севиным стулом.
– Ну как, Лида, что ты ответишь? – Маме уж, наверно, не было интересно, и спрашивала она сейчас, чтобы Севу переспорить, что всё-таки последнее слово за ней, за взрослой.
Но ведь Лиде приходилось отвечать на самом деле! А никаких особых увлечений у неё не было. Что делать? Она пожала плечами и улыбнулась полувиновато. Это всё на лету поймал Сева.
– Могу рассказать подробно. Можно? – он посмотрел на Лиду, и Лида улыбнулась ему в ответ. – Она увлекается балетом… Спокойно!.. Потому что она очень стройная. Она будет киноактрисой, потому что очень симпатичная.
– Сев! Почему ты думаешь, что Лиде приятно слушать твои пошлости? – Отец поднялся, задев стол. – Честное слово, неудобно за тебя!.. Надик, покажи Лиде свою коллекцию.
Надя молча пошла вперёд, и Лида за ней. Вошли в Надину комнату, сели на прежние места – на кресло и стул. За закрытой дверью Сева насмешливо кричал:
– Перестаньте вы меня лорнировать!
– Сев, ну что с тобой сегодня?
– Я же объяснил – влюбился!
– Привык ты, братец, словами, как в пинг-понг, играть!
– Ничего не привык, ничего не словами, ничего не играть!
– О! Прекрасный способ полемики… Ступай-ка к девочкам и извинись.
Лида и Надя невольно переглянулись. Но не как единомышленники, а скорее отчуждённо – просто одновременно посмотрели друг на друга.
– А вот это, по-моему, уж будет лишнее, – сказал Сева.
– Извиняться, Севка, у тебя почему-то всегда лишнее, – с упрёком сказала Надина мама.
Тут разговор прекратился, а вернее, кто-то из них прикрыл дверь в большую комнату. Наступила тишина. Даже часы не тикали.
"Не буду я первая заговаривать", – подумала Лида. Главное, она и не знала, о чём! Всё так переменилось – быстро, неожиданно. Она знала ту Надю, летнюю, а эту не знала совсем.
За дверью в прихожей произошло какое-то движение. Потом голос мамы: "Ты куда это?" И голос Севы: "Ну к этой… К Татьяне Бессоновой".
– А если мама позвонит?.. Когда ты придёшь? – Вместо ответа щёлкнула собачка. – Мучается же с ним Анна!
У Лиды забилось сердце, она встала… нет, она только чуть не встала. Сама сидела, глядя куда-то в щель под белой дверью. Почему это двери во всех квартирах обязательно белые?
Наболтал околесицы и смылся! Ну и… Подумаешь, невидаль, супермальчик! Зато я с Надей…
Но чувствовала, что и с Надей… Хотя ни одного слова ещё не было произнесено из тех, что говорят при ссоре.
Она встала – чего теперь тянуть: