Ц 6
Шрифт:
— Как Сталин в тридцать седьмом… — прошептал Кунаев, со скрипом ведя ладонью по небритой щеке. — Извел врагов народа, чтоб не вредили…
— Вот! — торжествующе вытолкнул генсек. — Ты понял! Бороться на моей стороне готов? Работать готов?
— Всегда готов! — моложаво рассмеялся казах.
— Но учти, — построжел Леонид Ильич, пристукнув кулаком, — о том, что «революция» — это спектакль, а я — режиссер, знают только трое — я, ты и товарищ Кириленко.
— Четвертого не будет! — твердо сказал Динмухамед, и крепко пожал протянутую руку.
Глава 6
Глава 6.
Вторник, 25
Москва, улица Академика Королева
Телецентр в Останкино едва выглядывал из облаков чадного, угольно-черного дыма. Клубы маслянистой гари возносились выше башни, распухая, заворачиваясь в себя, и окна ресторана «Седьмое небо» тускло проблескивали сквозь грязную пелену.
Глаза рыскали невольно: где же они, восходящие полотнища огня, что рвутся из телестудий за расколоченными стеклами? Однако многоэтажный куб хранил невозмутимость пирамид — пылали покрышки, извергая смрадную копоть.
Я содрогнулся, передергивая плечами — льдинка подозрения скользнула за шиворот.
— Вон они! — рявкнул Устинов, тыча мосластым пальцем в лобовое.
— Вижу, — обронил Вайткус, выкручивая руль.
Вдоль берега Останкинского пруда суетились и перебегали фигуры, одетые пестро и незамысловато — мелькали, тасуясь, яркие спортивные куртки, драные полушубки и ватники, стародавние серые пальто с каракулевыми воротниками, изгвазданные кожухи и шинели без хлястиков. Картина могла бы вызвать гомерический хохот, если бы не ружья в руках опереточных инсургентов.
Отдельные раскатистые выстрелы порой частили, сливаясь в грохочущий треск. Напоминая о смерти, по крыше «Волги» чиркнула пуля — или жакан из охотничьей берданки.
— Г-гады! — вытолкнул Устинов сдавленным горлом.
Неуклюже выбравшись из машины, он вскинул руку.
— Лейтенант! — разнесся бешеный министерский рык. — Обходи пруд! Держишь Первую Останкинскую! Перекроешь все входы и выходы! Гражданских гнать, боевиков задрипанных вязать или… Или расстреливать на месте!
— Есть, товарищ маршал Советского Союза!
— Кончай с регалиями!
— Есть!
Два «Урала», усиленные бээмпэшками, ринулись мимо лодочной станции, а министр обороны разлаписто полез на броню тормознувшей БРДМ — мускулистые руки десантников втащили его наверх. «Бардак», напустив выхлопа, ринулся к телецентру, пуская короткие очереди из спарки КПВТ — она долбила звонко и гремуче, гвоздя неприятеля. Пулеметчик не вел прицельный огонь, пугал больше. Громадные, убойные пули щепили деревья, пропахивали утрамбованный снег вместе с коркой асфальта, но порой кромсали и живые тела, запросто отрывая конечности — боевики, которых не зацепила очередь, пугливо шарахались, шустро отползали по снегу, мигом теряя воинственный запал.
Посреди улицы скучилась забытая массовка — жалкая толпа демонстрантов, прикрывавшаяся плакатами, как щитами. Наезжая, БРДМ рявкнула сигналом, и «борцы» порскнули в заснеженные кусты.
— Убогие… — выцедил Ромуальдыч, подтягивая «ручник». — Етта… В телецентр надо, пока «контрики» туды не забрались!
— Надо! — поддакнул я, и выполз из машины.
Очень
Я мимоходом поразился мгновенному перевороту в сознании — еще вчера мысль о разборках в Останкино показалась бы мне дичайшей для «застойного» реала, а сегодня, вон, подсчитываю, сколько у меня осталось патронов в обойме…
— Гадство! — охнул Вайткус, отдергивая голову. Чешуйки коры брызнули метелочками.
Позиция наша была не ахти — пара кряжистых деревьев, да подстриженный кустарник, присыпанный снежком. Впереди, правда, торчал брошенный «Жигуль» с распахнутыми дверцами, прикрывая сектор обстрела. Машинке уже досталось — шины спущены, стекла высажены…
Парочка в камуфляже, до глаз замотанная шарфами, выскочила из-за доски объявлений и кинулась через дорогу, строча по нам из древних ППШ.
— Обходят с фланга!
Вайткус снял бегуна — тот будто споткнулся, и ушел в кувырок, роняя оружие. Я успел выхватить «Вальтер», и подстрелил второго — выстелившись, «контрик» пополз к бордюру.
— Миш, — откинувшись спиной на корявый ствол, Ромуальдыч деловито сменил обойму, — а ты зачем в етту заварушку ввязался? Только честно?
— Ну-у… — я сунул пистолет за пояс, и подтянул «калаш». — Как ни крути, как ни верти, а часть вины за эту заварушку на мне. Тут уж… Вот, не вмешивался бы, не забрасывал Ю Вэ подметными письмами, и огонь в Останкино открыли бы лет тринадцать спустя! А так… Но, если честно, виноватым себя не чувствую. Меня другое волнует — что здесь, вообще, творится, и кто это все устроил!
— Ты же сам говорил, что Кириленко, — свел брови Вайткус.
— Ну, да, возможно… — сняв перчатку, я подышал в кулак, согревая пальцы. — Андрей Палыч — четвертый по «росту» в советской иерархии. Да как бы не третий! Он же военно-промышленный комплекс курирует, а это, считай, больше половины бюджета. Я уж не говорю об интеллектуальных ресурсах — там, вообще, за восемьдесят процентов… Вон, даже мой Физфак. Он же весь на оборонку заточен! Так что… Но что-то мне в этой картинке не нравится! Я и думаю… А если Кириленко всего лишь исполнитель? Кто тогда заказчик?
— Етто ты лихо… — заерзал Ромуальдыч. — А чего? Оч-чень даже может быть…
И тут по нам ударила чуть ли не рота автоматчиков — так мне показалось. Огонь велся настолько плотный, что высунуться из-за дерева было бы самоубийством — пули молотили без пауз, меча ошметки коры, а на голову сыпались отстреленные ветки.
«Если контру прикрывают… — мелькали рваные мысли в голове. — Они в обход… и перекрестным огнем…»
Неожиданно пальба резко усилилась. Качая маятник и стреляя от пуза, словно пуская «огненный вал», к нам подбегала «великолепная пятерка» крепких, здоровых парней в камуфляже. Четверо залегли на флангах, очередями подгоняя бегущих по льду пруда, а пятый — смуглый парень с ушанкой на бритой голове — присел на колено.