Ц 6
Шрифт:
Охранники лишь кивнули мне, когда я, оробев, вышел из машины — видать, коллеги предупредили по рации. А тут и хозяин показался — в домашних заношенных штанах и старой латаной кофте.
Спустившись по ступенькам, Андропов пожал мне руку и пригласил в дом, но я неуверенно затоптался на ступеньках.
— Может, лучше променад устроить? — промямлил я, кивая на аллею, что уводила вглубь ухоженного парка.
— Сейчас, — кивнул Ю Вэ понимающе, — только куртку наброшу.
Прибарахлившись, он вернулся, и мы вдвоем степенно побрели по дорожке.
— Опасаетесь
— Есть немного… — признался я, беспечно щурясь на весеннем солнышке. — Ваши вряд ли, а люди Пельше? Да ладно, черт с ними со всеми… Юрий Владимирович, я надеюсь, вы скрыли от Политбюро инфу о моих новых… хм… пророческих способностях?
— Об этом никому не известно, кроме парней Иванова, — твердо сказал Андропов, — а они люди проверенные и перепроверенные.
— Вот и отлично! — облегченно кивнул я, поднимая себе настроение.
— Ну, и как у вас с Корнилием? — не сдержался Ю Вэ. — Сладилось?
— Вполне. Давеча на год вперед заглянул. Юрий Владимирович… — в горле у меня пересохло. — Если вы только за этим вызывали, то я… Я о другом поговорить хотел, — и бухнул: — Не пора ли вам, так сказать, идти на повышение? Не думайте, что тороплю вас — время торопит. Очень уж оно удачно! Ведь Брежнев не зря затеял весь этот перформанс с путчем, ему нужно зачистить политический ландшафт! Правда, о "жестоких расправах" пока лишь одни "голоса" трубят…
— Враг мой — моя нерешительность! — нервно-зябко потер руки председатель КГБ. — Надо хватать вражье по горячим следам, а я всё операциям названия подыскиваю, чтоб позвучнее!
— Это осторожность, Юрий Владимирович. Путин такой же…
— Кто? — не понял Андропов.
— Да неважно, — зачастил я, ругая себя за длинный язык. — Мне кажется… А, чертовы интеллигентские увертки! Уверен — вам стоит серьезно готовиться к Большой чистке! А под шумок, как Иосиф Виссарионович, прополете и для себя. Того же Цинева долой, Чебрикова — и далее по списку.
— Боюсь, момент уже упущен… — председатель КГБ досадливо закусил губу.
— Нет, — парировал я, унимая волнение, и заговорил тоном Воланда на Патриаршьих: — Двадцать пятого марта в Сочи — важная международная встреча. Брежнев будет мирить арабов с евреями. А двадцать седьмого, когда Леонид Ильич вернется в Москву, на него устроят покушение — прямо по дороге из Шереметьева. Расстреляют «ЗиЛ» из крупнокалиберных пулеметов! Пока об этом знают только двое — я и вы. Вот пусть всё так и останется! Не надо никого предупреждать и ничего предотвращать тоже не надо! Ну, если хотите, подгоните толковых ребят на дальние подступы, чтобы перехватить пулеметчиков. Генсека не убьют, ранят только. А дальше ваш ход, Юрий Владимирович! Организуйте перевозку раненого в больницу на Грановского — я потом объясню, почему именно туда… И устройте всесоюзную облаву, самую увлекательную из охот! Развяжите настоящий «красный террор»! Помните? Когда в Ленина стреляли? Семьдесят седьмой — тридцать седьмой… Пусть правозащитники подвывают, сравнивая даты, не обращайте на них внимания! Главное, что народ разозлится по-настоящему,
Побледневший Андропов остановился. Глаза его за стеклами очков казались большими, а губы вздрагивали, будто шепча неслышное. Минуту спустя он глубоко вздохнул, и пожал мне руку.
— Мы, как два заговорщика! — дернул губами Ю Вэ, испытывая нервный подъем. — Спасибо вам, Миша.
— Одним «спасибо» не отделаетесь! — поежился я. — У меня к вам большая-пребольшая просьба, Юрий Владимирович… Я очень не хочу повторения сегодняшнего ЧП! В общем… В общем, мне нужна квартира, о которой не известно врагу! После Большой чистки станет спокойнее, а пока…
— Где-нибудь на Ленинском… — затянул Андропов, раздумывая. — Подойдет?
— Подойдет! — поспешно согласился я. — Только, чтобы насовсем!
— Дайте мне один день, Миша!
— Даю! — вытолкнул я. От радостного облегчения вышло напыщенно и театрально. Никогда не умел просить!
Мы оба рассмеялись, сбрасывая все тревоги и передряги воскресного дня. Не знаю, окрепла ли наша странная дружба, но ниточки, что связывали меня с руководителем крупнейшей спецслужбы мира, явно заплелись в прочные веревочки…
…Выезжая на Московский проспект, я позвонил Рите.
— Кисочка, купить чего-нибудь?
— У нас хлеб кончился! — передала девушка грустную весть. — Да, и еще сахару совсем мало осталось… Я пирог испекла! Приезжай скорее, ладно?
— Ладно! Мчусь, лапочка!
Положив трубку, я только головой покачал, задирая брови. Откуда, из каких глубин естества всплыли эти «кисочки»? Мои губы проговаривали «имена ласкательные» мимолетно, как будто всю жизнь сюсюкали! Наверное, сделал я вывод, наши с Ритой отношения выходят на новый уровень. Так бывает, знаю.
Сначала тебя тянет к ней, ты томишься по ее телу, хочешь быть рядом, а потом понимаешь однажды, что любимая стала тебе родной…
«Всё будет хорошо, — заклинал я безразличное грядущее. — Всё будет очень хорошо и даже лучше!»
Понедельник, 21 марта. Поздно вечером
ЛССР, Рижское взморье
— Мотор я перебрал, масло заменил, солярки полный бак, — рокотал Петерис, обтирая руки ветошью. Растопырив толстые короткие пальцы и забавно скашивая рот, почесал рыжую бороду запястьем, но все равно оставил на подбородке жирный черный мазок. — Так что… Отплываем!
Кириленко стоял в тени лодочного сарая, нахохлившись и вертя головой в непривычном капюшоне. Застоявшийся страх привычно колыхался в душе, не баламутя ёдкий осадок. Говорят, человек ко всему привыкает. Только вот к вечной тревоге вряд ли приноровишься…
«Зато чокнуться можно!» — подумал Андрей Павлович, неприязненно взглядывая на огромного латыша. Ноги, как сваи, а руки, как ноги. Такое впечатление, что голова прямо из плеч растет. Матерый человечище…
— Я готов, — вытолкнул Кириленко.