Ц 6
Шрифт:
Опыт у меня был. Я исправил свои прошлые ошибки, но как бы не наделать новых. И ведь ничего же сложного нет в житии! Надо всего лишь вспоминать иногда, что мама с папой по-прежнему любят тебя. Нынешнего верзилу с претензиями они знали и в образе ковыляющей мелкоты, и сопливого первоклашки. Родители не могут не переживать за чад своих. Ну, так развей, истрепли их тревоги, утоли печали! Это же так просто — не зарастать корой себялюбия!
Вздохнув, я потоптался перед лифтом, и решил топать по ступенькам. А то слишком
Взбежав на пятый этаж, дальше я пошагал, не торопясь, успокаивая дыхание. Невнятные звуки, слышимые с «родной» лестничной площадки, донесли скрытую угрозу. Я насторожился, и последний пролет одолел, ступая бесшумно.
На площадке творилось непотребство. Угрюмый типчик в спортивном костюме, пыхтя и матерясь шепотом, душил нашего соседа, Евгения Иваныча, ухватив того локтем за шею. Лицо у соседа побурело, на белой рубашке расплывалось обширное кровавое пятно, но он не сдавался. Пав на колени, Иваныч перебросил «спортсмена» через себя.
Подскочив, я с ходу добавил типчику, всадив костяшки пальцев в бычью шею.
— Иваныч, ты как?
Сосед, вяло отталкиваясь ногой в тапке, уперся в стену. Рука его зажимала рану в правом боку — кровь сочилась между пальцев.
— В печень, гад, метил, — простонал Евгений Иванович, откидывая голову и облизывая губы. — Не попал, вроде… Ох, больно-то как…
— Сейчас, сейчас… — засуетился я.
Финка с окровавленным лезвием валялась рядом, и я тут же воспользовался ею, наплевав на отпечатки — взрезал соседу рубашку, оголив рану. Проведя рукой, убедился, что печень цела — и наложил пятерню. Потекла энергия…
Откуда она бралась во мне, хотел бы я знать… Корнилий на полном серьезе утверждал, что наш мозг не вырабатывает ее, а лишь полем своим активирует некую внешнюю силу. Не знаю, но силы этой во мне с избытком, девать некуда!
— О-ох… — выдохнул Евгений Иванович. — Жжет-то как… Правду о тебе говорят… — слегка покраснев, он сжал губы.
— Правду, правду, — улыбнулся я. — И не расстраивайтесь слишком сильно. О вашей службе в КГБ мне давно известно.
Сосед уныло вздохнул.
— Надо вызвать наших, — пробормотал он. — Этот гад лез в вашу квартиру, но он явно не уголовник.
— О, как! — задрал я бровь, долечивая раненого. — Сейчас я…
Быстро зайдя в соседскую квартиру, сполоснул руки и вытащил за порог телефон, подтягивая длинный шнур.
— Держите! — присев на корточки, я изобразил тумбочку.
Евгений Иванович набрал номер непослушным пальцем, дождался ответа, и пробормотал в трубку серию чисел.
— Всё! — выдохнул он.
— Еще не всё, — парировал я, лейкопластырем заматывая руки типчику. Два шлепка привели его в чувство. Голова пленного мотнулась последний раз, он издал мычание и раскрыл глаза.
— Не дергаться, — посоветовал я ему, и очень нехорошо
— Да пошел ты… — вяло прошипел пленник, добавив непечатную тираду.
Первым моим желанием было врезать ему пару раз, у меня даже пальцы заныли, но я передумал. А если опытным путем?
Вот, я накладываю руку — и боль уходит. Попробовать наоборот?
Вмяв ладонь в плотное брюшко типчика, нащупал солнечное сплетение. Парниша ворохнулся, злобно зыркая на меня, и вдруг сильно вздрогнул. Лицо его исказилось, он засучил ногами, и завизжал — тонким, сиплым голосом.
— Пу-усти-и!.. А-а-а! У-у-у!
Я улыбнулся: работает. Мое психодинамическое поле, или как оно там называется, разбередило нервный центр, прижигая болевые рецепторы.
У пленника потекла кровь из прокушенной губы, и я отнял ладонь.
— Имя!
— В-вадим! — вытолкнул типчик, глядя на меня с суеверным ужасом. — Вадим Супрун, погоняло «Супер»! Меня послал Старый, он рулит в московском «Демсоюзе». Как звать, никто не знает, но Старый — из военных, это точно. Полковник в отставке. Может, и генерал. Он в Медведково живет, на Полярной. Я покажу! Мне приказано устроить в квартире засаду…
— Как ты прошел мимо постов? — подал голос Евгений Иванович.
— А, это… Вчера сантехники приезжали, видели? В подвал, трубы чинить, полезли пять человек, а вылезло четверо!
— Пятеро! — надавил сосед. — Сам считал.
— А пятый — кукла! — мелко захихикал Супрун, всхлипывая. — Надувная!
Я ударил вовремя. Рука пленного помаленьку смещалась к боковому карману, и хруст локтевого сустава остановил подлое движение. «Супер» взвыл, а во мне толкнулась радость: неужто сверхскорость возвернулась? Локоть иначе не перебить…
— Ах, я старый дурак! — сморщился Евгений Иваныч. — Не обыскал!
— Да сам виноват, — проворчал я, выуживая «Беретту».
Гул лифта доносился, скользя по краю сознания. Блеснуло светом сквозь щелки в запертых дверцах, а затем с верхнего этажа ссыпались Иваны, все трое, а снизу взбежали Рустам с Умаром.
— Онени эшак сиксин… — выразился Юсупов. — Иваныч, ты как?
— Миша меня подлатал, — слабым голосом отозвался сосед.
— В больничку его, — сказал я, — а этот отведет нас к своему шефу.
— Нас, но без вас, — с легкой улыбкой поправил меня Рахимов. — Ты нынче человек семейный. Ну, почти! Вон, лучше замок смени. А мы уж как-нибудь сами… Вставай, давай, кутпуруш!
Заработав пинок, типчик захныкал, но живо воздвигся, готовый вести куда угодно, лишь бы подальше от меня.
— Пистолетик… разрешите? — Умар ухмыльнулся, протягивая руку.
Разочарованный, я протянул ему «Беретту». Типчика увели, соседа унесли. Гудение лифта ушло в иную октаву на спуске. В подъезд вернулась вспугнутая тишина — боязливо растеклась по углам, затаилась.