Ц-7
Шрифт:
– Пр-рошу!
– Пойдем, лапулька, – улыбнулся я.
Сестричка заворковала, подлащиваясь:
– А разве не чучелко?
– Вот уж нет!
Настя прижалась на секундочку, шмыгая носом от полноты эмоций.
– Так, нас мама ждет!
Гарина-старшая стояла у лифта, поставив ногу на порожек – дверцы неуверенно сходились, пихаясь в сапожок, и отталкивались.
– Спасибо! – пропыхтел я, боком проходя в гулкую кабину.
– Пожалуйста!
Взвизгнув, дверцы запахнулись, и лифт тронулся. Освободив руки от груза, я обнял маму с Настей и крепко притиснул
– Вы мои самые любимые девчонки!
– А Рита? – смешливо прищурилась сестренка.
«Она уже не смотрит, чуть запрокидывая голову, – мелькнуло у меня. – Выросла-то как…»
– А я ей уже сказал, что люблю!
Лифт замер. Торжественно лязгая, раздвинул дверцы – и для нас просияла Рита. Она стояла на пороге квартиры – в джинсиках, в батничке, и в мамином кружевном передничке. Загляденье.
– Привет! – зазвенело на всю площадку.
– Ритка! – эхом отозвался Настин голос.
Сестричка кинулась тискать мою разлюбезную, а тут и мама подбежала, так что мне места для жарких объятий не оставили. Да и куда я – с двумя сундуками?
– Риточка! Риточка! – заливисто щебетала родительница. – Мы тебе такое платье привезли! Тако-ое! Просто закачаешься!
– И туфли! – подсказала Настя.
– И туфли! Пошли мерять!
– Пошли! – обрадовалась Рита. – А у меня всё уже готово! И салаты, и заливное, и зразы… И телятина с черносливом на горячее! Дотушивается уже…
– Та-ак, вкуснятины сколько!
– Да когда ж ты успела, Риточка?
– А нас сегодня отпустили пораньше! Профессор сказал, что Новый год – это святое!
Отобрав у меня ручную кладь, женщины удалились в мамину спальню, переговариваясь и пересмеиваясь, а я развалился на диване, отдыхая от тяжких трудов. Похоже, в багаже перевозили парочку минералогических коллекций…
Из-за запертой двери «будуара» доносились восклицания, смех и неразборчивый говор. Ставлю один к двадцати, что Риту допрашивают на мой счет. Настеньке всё интересно, а маманьке – тем более.
«А Миша, правда, тебя любит? А сильно? А что он тебе подарил? Да ты что-о?! Ух, ты-ы…»
И получаса не прошло, как три грации продефелировали в зал, одинаково покачивая бедрами, одетые со вкусом и… Нет слов. Обворожительный эффект!
Гарина-старшая в брючном костюме «по мотивам Ив Сен-Лорана» постройнела, помолодела даже; Гарина-младшая, обтянутая юбочкой-миди и воздушной блузкой повзрослела, а Рита в простеньком на вид платье будто сошла с глянцевой обложки – пленительная и недоступная дива. Такой только в Каннах на красной дорожке блистать, небрежно улыбаясь объективам…
– Прелесть какая… – растерянно толкнулось из меня. – Мам, завидую папе! И Настиному жениху завидую. И даже себе самому!
Грации дружно зарделись.
– Нету у меня никого… – сбивчиво парировала сестричка, отводя глаза.
– Будут! – заверил я ее.
– …Пан Владек! – вскричала пани Моника, спускаясь в кабачок. – Вот вы-то мне и нужны. Скажите, вы когда-нибудь охотились на дичь? На всяких, там, уток, курей…
– На кур охотится Тереза, – заносчиво ответил
– Тетерев – слышала про такого… – допытывалась пани Моника. – А что за птица – трамблёр? – она выговорила слово на французский лад.
Брови у ее визави полезли вверх, сминая морщины на лбу.
– Т-трамблёр?
– Да-да! Своими ушами слышала, как пан Юрек сказал: «Трамблёр полетел!»…
…В «Кабачке 13 стульев» встречали Новый год. А мы провожали старый. Зеленоград за окнами гулял всё шире – веселые крики, визги, смех заносило в форточку сквозняком. Зеленые и красные отсветы шипящих ракет дрожали на тюлевых занавесках, словно резонируя крикам «Ура!»
– Папа приедет седьмого или восьмого, – проговорила мама, накладывая «оливье». – За Настей! У меня-то сессия, а ей же в школу… Побудет с нами денек, и опять на свой «Совинтель»! Селедочки под шубой положить?
– Немножко.
Воистину, у всех мам одно желание – закармливать своих детей, обеспечивая привес!
– Если «немножко» – это полтарелки, – захмыкал я, – то что такое «много»?
– Тазик! – хихикнула Настя.
– Кушай, кушай, Мишенька! – сказала родительница с показной строгостью. – И наливай!
– Слушаюсь!
Под Новый год выбросили «Мартини». Бывалые выпивохи пренебрегали дороговатым вермутом: «Градус не тот!», а я взял пару бутылочек. Если «Мартини» разбавить фифти-фифти греческим апельсиновым соком «Джолд дропс», получается очень даже ничего – у семеечки моей глазки заблестели после второго бокала.
– Хороший был год… – затянула мама, и мои зрачки пересеклись с неожиданно трезвым взглядом. – Миша, ты счастлив?
– Очень, – признался я.
Мамины и Ритины глаза одинаково повлажнели.
– Так… – на секундочку задумалась Гарина-младшая. – Тогда не будем Мишеньку поздравлять с новым счастьем!
Смех завихрился над столом, загулял по комнате, оседая в душе легким приятством.
Внезапно очаровательная Каролинка, выпевавшая голосом Мирей Матье, пропала с экрана, заместившись картиной ночного Кремля. На фоне елей и Спасской башни стоял Брежнев.
– Дорогие соотечественники! – глуховато, но весьма четко выговорил Леонид Ильич. – Дорогие товарищи и друзья! Идут последние минуты тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Советский народ провожает его с осознанием свершившихся перемен и уверенностью в светлом, лучшем будущем. Прошедший год дал старт небывалым процессам развития не только народного хозяйства, но и всего советского общества, коммунистической партии и государства. Приняв новую Конституцию СССР, мы укрепили нашу великую, многонациональную страну, и сделали очередной шаг по пути углубления социалистической демократии. В новом году советский народ впервые проголосует на выборах первых секретарей обкомов и крайкомов. Проголосует за тех кандидатов, кому доверяет, кого уважает. Товарищи! Именно в этот день, последний день уходящего года, хочу представить вам первого Президента СССР Юрия Владимировича Андропова!