Цацики и любовь
Шрифт:
— Стой! Прошу тебя, я хочу тебе кое-что сказать!
Цацики тоже побежал, и ему почти удалось оторваться, но шансов уйти от этого накачанного павиана у него не было.
— Послушай, успокойся, — сказал Йоран, поймав его.
— Ненавижу тебя, ненавижу тебя! — всхлипывал Цацики, изо всех сил колотя Йорана в грудь.
— Успокойся, пожалуйста. Ты прав, я должен был сперва спросить тебя. Но нас теперь будет четверо, и одного мотоцикла недостаточно. Как бы мы, по-твоему, возили коляску?
— А как же наша поездка? — плакал Цацики.
— Неужели
— Да, — слезы все еще текли по щекам Цацики.
— Такое не забывают, — успокоил его Йоран. — Я продал «харлей» приятелю, и он обещал иногда давать его нам напрокат.
— Честное слово?
— Клянусь тебе! А у машины есть еще одно преимущество — на ней можно ездить зимой. Теперь я смогу возить тебя на карате.
— Да это понятно, но как же свобода? — спросил Цацики. — Разве можно чувствовать себя свободным, сидя в этой развалюхе?
— Свобода… — вздохнул Йоран. — С ней всё не так просто. С детьми, пожалуй, вообще трудно сохранить прежнюю свободу, во всяком случае, байкерскую свободу. Но по-моему, оно того стоит.
— По-твоему — да, — буркнул Цацики.
Рождественская ссора
Пер Хаммар и Цацики сидели в домике под потолком и болтали о рождественских подарках. Завтра, впервые в жизни, они поедут в центр одни, без взрослых. Уговорить Мамашу было непросто, но в конце концов она сдалась. Хорошо, что Цацики не рассказал ей про Алекса, которого вчера в центре ограбили. К нему подошли какие-то парни, отняли проездной и кошелек. Алекс сказал, что у них был нож.
Если грабители нападут на них завтра, они скажут, что денег у них нет. Цацики возьмет с собой совсем немного, на случай, если найдет что-то себе, — все подарки он уже приготовил. Вчера из Греции пришла большая посылка.
Цацики попросил Яниса прислать оливкового масла и маслин из его рощи. Маслины — Мамаше, а оливковое масло — бабушке и Йорану. Неплохо быть владельцем оливковой рощи.
Из кухни доносились возмущенные голоса Мамаши и Йорана.
— О чем они там спорят? — вздохнул Цацики.
Голос у Мамаши был плаксивый и недовольный. Наверное, потому, что Рецина никак не хотела появляться на свет. Она должна была родиться уже несколько дней назад.
— О Рождестве, конечно, — сказал Пер Хаммар. — Мои родители всегда ссорятся перед Рождеством.
— Правда? — удивился Цацики. Он даже не представлял, что такое возможно.
— У нас, во всяком случае, так. Перед каждым Рождеством мама запирается в ванной, и плачет, и отказывается выходить, а папа садится в машину и едет в Арланду, в аэропорт, смотреть на самолеты. Ему, наверное, хочется сесть в самолет и улететь от нас. Но он не улетает, а всякий раз возвращается домой.
— Ого! И что
— Потом они целуются, папа обещает маме помогать по дому, а потом они идут в спальню и разводят там шуры-муры. Карин так говорит. Хотя, по-моему, это мерзко. На мой взгляд, они для этого староваты.
— Ну не знаю, Мамаша и Йоран же это делают, — сказал Цацики.
— Откуда ты знаешь? — спросил Пер Хаммар. — Ты видел?
— Ты что, спятил? Иначе Рецина не сидела бы у Мамаши в животе.
— Ну да, ты прав, — согласился Пер Хаммар. — Но они все-таки моложе моих родителей.
— Цацики! Подойди сюда! — закричала Мамаша с кухни.
— Ну вот, теперь они еще и меня хотят впутать, — вздохнул Цацики и спустился по лиане на пол.
Мамаша, похоже, плакала, на щеках у нее чернели полоски туши, Йоран был мрачнее тучи.
— Где ты хочешь встречать Рождество? — спросила Мамаша.
— У бабушки с дедушкой, конечно, — сказал Цацики. — Как всегда.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Мамаша.
— Ладно, ладно, — проговорил Йоран. — Сдаюсь.
Вид у него был очень грустный.
— А ты что хотел делать? — спросил его Цацики.
— Я хотел поехать к своим родителям. Они приглашали нас. Ведь они тоже хотят иногда с нами видеться. Тем более сейчас, когда у них родится внучка.
— Вот именно, — не отступалась Мамаша. — Об этом ты не подумал. Как ты себе представляешь путешествие с новорожденным ребенком?
— Эй! Погоди! Куда подевалась та мятежница, которую я брал в жены? Которая считала, что ничего невозможного не бывает?
— Да пропади все пропадом! — крикнула Мамаша, хлопнула дверью — правда, тут же снова ее открыла. — Что ты знаешь о новорожденных! У тебя же никогда не было детей!
И дверь снова с грохотом захлопнулась.
— Упс, — сказал Цацики.
— Можно и так сказать, — вздохнул Йоран и опустился на стул.
— Теперь вы разведетесь? — обеспокоенно спросил Цацики.
— Нет. Но иногда я чувствую себя вашим квартиросъемщиком — знал бы ты, как мне это надоело! Вы всегда вдвоем против меня одного. У меня нет ни единого шанса.
Йоран был очень огорчен.
— Неправда, — сказал Цацики. — Это вы с Мамашей всегда объединяетесь против меня.
— Ты не прав, — сказал Йоран и встал. — Пойду немного пройдусь.
— Поедешь в аэропорт? — спросил Цацики.
— Нет, мне надо развеяться. А зачем мне ехать в аэропорт?
У Цацики голова шла кругом. Это надо же, Йоран, такой большой, и тоже чувствует себя лишним. Чем больше Цацики думал об этом, тем больше ему казалось, что Йоран прав. Действительно, все решения они всегда принимали вдвоем, без Йорана. Они часто обедали у бабушки с дедушкой и никогда не ездили к родителям Йорана. Цацики и видел-то их раза два, не больше.
Так что Йоран имел полное право считать, что Мамаша с Цацики несправедливы к нему, только Цацики все же очень хотелось встречать Рождество у бабушки с дедушкой, как всегда.