Caged Hearts

Страшный Человек

— Конечно, ты так занята! Быть тобой наверняка так трудно!

Лилли сжала губы в ответ на слова Миши, ясно понимая их цель, хотя Миша передала их даже без намёка на сарказм. Сидзунэ и Лилли друг друга не любят, это было ясно, но это уже слишком. Лилли, похоже, хватило сполна, и она была готова нанести ответный удар.

— Перед тем, как ты пришла, я как раз обсуждала бюджетную отчётность. Ты, наверное, очень одарённая, раз смогла закончить все свои дела в Совете так быстро, что можешь теперь выслеживать меня, дабы убедиться, что я не забуду

о своих.

— Ты обвиняешь меня в безделье? Похоже, ты путаешь меня с собой!

— Не думаю. Для меня это было бы сложновато — сравнивать себя с тобой.

— Ты права, мы с тобой — как рай и ад.

— И не трудно догадаться, что именно олицетворяешь ты.

Воздух между ними дрожал от жара их неприязни. Ну, не в прямом смысле, конечно. Но всё равно, они не могли её больше скрывать. Даже Миша, кажется, начала понимать истинную суть этого разговора.

Сидзунэ внезапно посмотрела на меня. Взгляд был отнюдь не тёплым и не ласковым.

— Хиттян! Ты тоже не сачкуй!

— О чём ты? — не понял я. Что за резкая смена цели без предупреждения?

— Разве ты не идёшь на фестиваль Хиттян? Ведь идёшь же? Тогда! Надеюсь, ты постараешься на его благо лучше, чем она!

Не понимаю, почему вдруг Сидзунэ разозлилась на меня.

— Эй, я новенький, помнишь? Даже если бы я захотел, то не смог многого сделать, — я решил прибегнуть к запрещённому приёму — другого выходу у меня не оставалось.

— Вот именно, не следует ожидать от переведённого ученика, что он включится во все дела в первую же неделю, — то, что Лилли приняла мою сторону, странным образом меня приободрило, так что я решил тоже за неё вступиться.

— Да, ты к нам обоим несправедлива.

— Отговорки, отговорки, — провела Миша. — У госпожи Старосты была куча времени поработать над отчётностью. А тебе не раз предлагали вступить в Совет, чтобы помочь, только вот ты не захотел посвятить себя будущему успеху фестиваля.

— Да, но как я уже говорил, я не уверен, что…

Нет у меня на это времени; что бы я ни делал, я всё равно оказался бы втянут в противостояние с Сидзунэ, а она именно этого и добивалась. Нет уж, Хакамити-сан, такого удовольствия я вам не доставлю. Не хочу. Если я и позволил Лилли использовать себя в вашем споре, то уж тебе — ни за что.

— Неважно. Забудь, — с равнодушной миной произнёс я, прервав сам себя.

Я повернулся к ним спиной.

— Лилли, скоро начнётся урок, мы потом ещё можем поговорить. Я скажу Ханако, что ты её искала.

Я затылком почувствовал, что Сидзунэ прямо оцепенела. Наверное, её впервые настолько грубо проигнорировали. Чую, испортил я себе отношения со старостой капитально… Ну, плюс хотя бы в том, что лично пилить она меня не в состоянии, а через Мишу это даже забавно будет звучать.

— Спасибо, Хисао. Тогда я пойду, — она улыбнулась мне самой милой улыбкой, что я видел за эту неделю, и развернулась, чтобы выйти.

Как только Лилли вышла за дверь, я вдруг ощутил сильное

нежелание поворачиваться лицом к Сидзунэ. Я чувствовал, как её взгляд впивается мне в спину, и не мог заставить себя взглянуть на неё. Она, должно быть, была в ярости. Я ждал, что Миша что-нибудь скажет, чтобы смягчить напряжение, но, видимо, ожидал от неё слишком многого. В конце концов, я сел на своё место и услышал шаги удаляющейся из класса Сидзунэ. Она вернулась только за несколько минут до начала урока.

Ханако не появилась на первом уроке, и её место в заднем ряду выглядело пустым и одиноким. Если встречу её позже, надо будет сказать ей, что Лилли её искала.

По сравнению с утренними событиями, урок оказался невероятно скучным. Я лениво переворачивал страницы учебника. Несмотря на попытки не отставать от учёбы в больнице, мне ещё нужно было нагонять, но я совсем не приходил в восторг от этого.

Час над доской тикали невыносимо громко. Учитель ничего не говорил целых семь минут, предпочтя вместо этого покрыть доску рядами формул, переписанных прямо из учебника. Мел постукивал по доске в такт тиканью часов. Я начал переписывать формулы просто чтобы убить время, хоть они и были взяты из учебника.

После звонка я не торопился уйти и остался ненадолго, просматривая то, что мы прошли на сегодняшнем уроке. Я всё равно предпочитал уходить последним, чтобы избежать столпотворения в коридоре.

Сидзунэ и Миша тоже остались, разговаривая с кем-то из другого класса. Сидзунэ так быстро жестикулировала, что её руки свистели как мечи, рассекающие воздух. Может быть, в этом была сдерживаемая злоба. Миша отчаянно пыталась поспеть за ней, но ясно было, что даже она с трудом понимала её.

Я опустил голову. Что бы они там ни обсуждали, это, кажется, дело серьёзное.

Сидзунэ жестикулировала так, что у неё хрустели запястья, а Миша пыталась это всё протараторить. Иногда она запиналась, будто пытаясь произнести скороговорку. Но самое главное — ей ещё приходилось переводить на язык жестов всё, что говорила их собеседница. Похоже, трудная работа. Миша выглядела уставшей, будто вот-вот свалится в обморок. К счастью для неё, дело вскоре решилось, и девушки уселись обратно на свои места.

— Уаах! Я так устала!

Она с измождённым видом опустила голову на парту.

Я решил использовать эту возможность, чтобы помириться с Сидзунэ без повторного втягивания в разговор о Школьном совете, хотя подозреваю, что теперь эта дверь для меня закрыта. Но всё-таки портить отношения с собственной старостой — проблемно. Совесть потихоньку начала меня угрызать.

— Должно быть подготовка к фестивалю — дело утомительное.

В самом деле, все в этой школе воспринимали фестиваль очень серьёзно. Когда я встречал бездельничающих до или после уроков учеников, они всегда обсуждали свои планы, связанные с ним. Приятно было видеть всех настолько воодушевлёнными. Я, наверное, оказался единственным во всей школе, кому нечего было делать.