Царь Амореев
Шрифт:
Золла и Милат тоже с тревогой следили, как их отец бежит навстречу странным пришельцам. За спинами сестер шла полноценная истерика матери и сестер Азада:
– Что же с нами будет???!!! О Нинель, помоги нам! Я слишком молода, чтобы потерять мужа! Я слишком стара, чтобы смотреть как будут убивать моих сыновей!!!!! Я слишком стара, чтобы рожать ублюдков!!!!! – и тут на мгновение Голез замолкла, новый ужас отразился на ее лице. Золла и Милат даже обернулись к ней. И тут, новоиспеченная свекровь Милат, снова завопила:
– О Нинеееель!!!! Прошу тебя пощади меня! Я не хочу больше рожать!!!! Я не вынесу, плачь младенцев сноваааааа!!!!!! ЗА чтоооооооо?!!!
Гримаса полуужаса-полужалости и раздражения отразилась на лице Галы:
– Уважаемая
Но Галез уже было не остановить, она продолжала свои стенания и набросилась с гневными обвинениями на лугальни Фатит, схватив ее за оборки царского жакета:
– Где?! Гдеееее ваша легендарная невидимость, ааааа?!!!! Или вы всех обманывали да???? Мой сын?! Мои сыновья!!!!!
Фатит не сразу поняла, что это ее трясли за плечи, и так сильно, что ее царская тиара накренилась в бок, смешно свисая над правой бровью и ухом.
Золла и Милат немедленно растащили женщин, Гала на ходу налила из своего кувшина желтую жидкость в касу и протянула ее Галез, та залпом выпила. Остаток в вазе она протянула своей дочери Фатит, та тоже, недолго думая, одним залпом осушила сосуд.
Бабушка Азада упала на пол, вызвав очередное гневное раздражение Галы:
– Нашла время умирать, О Нинель!!!! Как-будто ее первую обесчестят в случае нападения!
Милат слушала свою бабушку, махая веером над лицом бабушки Азада и, не знала смеяться ей или плакать, наблюдая за тем, как две царицы напиваются вдрызг, Золла бегает по залу и брызгает водой в лицо других женщин, потерявших сознание. Все это походило на страшный кошмар или очень плохую шутку.
Глава 2
«Заговори, чтобы я тебя увидел»
Сократ
Мрачные и напряженные пять сыновей Вавилона один верхом на крупных породах лошадей, в сопровождении очень большой собаки, размером с теленка и черного как самая темная ночь, медленно цокали по брусчатке главной улицы. Никакого сопротивления, только немое удивление на лицах, слегка захмелевших, жителей. Мало мужчин и очень много красивых женщин, всех возрастов, очень красивых. Да, они явно попали в Белый Аморей. Даже не вериться…
Быстро темнело, но, даже в таких сумерках, в конце улицы уже издалека виднелись высокие огромные колонны и вход во дворец, выбитый в скале. Все это выглядело нереально величественно, на фоне темно-синего неба, в котором загорались первые огни звезд. У входа стояли мужчины с саблями, что сильно смущало Абуда, откуда у мирного аморея оружие? Или это не Белый Аморей, или Белый Аморей не такой уж и не мирный, как говорят о нем.
Мужчины с оголенными саблями стояли вперемешку с какими-то огромными белыми собаками, которые как-то странно сидели. А к ним на встречу шел, точнее, бежал мужчина в царском одеянии, с улыбкой на губах и с подносом в руках, а рядом с ним шел белый огромный лев, который, не мигая, смотрел прямо в глаза Абуду. Если бы не брошь на чалме мужчины, его можно было легко принять за сумасшедшего. А так, это говорило о том, что к ним направлялся сам лугаль государства. Волк ощетинился и напрягся при виде льва. Лев тоже нервно рявкнул на волка.
Царь остановился в 10-15 шагах от конных, всадники тоже остановились. Лев, заставляя нервничать коней, присел в позу нападения, но Абуд сообразил, что им немедленно нужно спешиться с коней. Все пятеро слезли. Лугаль еще шире улыбнулся, поклонился, раскрыл свои объятия, как перед дорогими родственниками и сделал шаг вперед, в то время как его лев перешел с позы злого прыжка, в позу лежачей кошки. Волк последовал его примеру и тоже присел, наблюдая за ним все тем же напуганным взглядом.
– Добро пожаловать, сыны Энлиля, в мой дом, в Белый Аморей! – произнес Рим-Син. Абуд ничего не понял из сказанного, кроме слов «Энлиль» и «Белый Аморей», но интуитивно поклонился,
– Добрый вечер, отец! – произнес Абуд и сложил руки перед собой в форме приветствия, известная во всем мире, две ладони сложенные вместе перед лицом.
Лугаль распознал этот жест и легонько кивнул. Рост чужака сильно поразил Рим-Сина, вавилонянин был выше него почти на две головы.
– Я те-бя со-вер-шен-но не по-ни-ма-ю, сы-нок. Но пов-то-рю мед-лен-не-е: Доб-ро по-жа-ло-вать сы-ны, Эн-ли-ля! – и уже быстрее, скорее для себя, произнес себе под нос – Будем творить историю!
Слова, произнесенные медленнее, Абуд понял. Аморейский и аккадский языки как два кузена, 7 из 10 слов похожи по звучанию, если вслушиваться и проговаривать их медленнее. Лугаль протянул поднос с шестью чашками без держалок круглой формы. Абуд недоумевал, где его слуги, почему царь сам все это делает? Он схватился за поднос, думая, что царь велит ему забрать его, но тот мертвой хваткой держался за другой конец. Абуд в извинительном жесте кивнул и отпустил круглый плоский предмет. Тут же кто-то из зевак принес табурет и лугаль, разместив поднос на нем, разлил желтую жидкость по чашкам. Рим-Син предложил всем пятерым испить из странных чашек и взял одну из них себе.
Абуд взял следующую и тоже по слогам медленно произнес:
– Доб-рый ве-чер о-тец!
Лугаль напрягся и понял «Добрый вечер, отец!» В его глазах промелькнула искра понимания и он снова быстро затараторил на своем:
«С миром, с миром пришел сын к нам. Небо привело тебя ко мне, сам Энлиль пожелала этого. Как же я устал, твою мать… Ой, простите (он обернулся на зевак, те повторяли за ним как попугаи, каждое слово) Как же долго я тебя ждал!»
Абуд отрицательно закачал головой:
– Я те-бя не по-ни-ма-ю о-тец!
Лугаль кивнул, он понял, что быстро говорит и произнес по слогам:
– Я-го-во-рю-что-рад-те-бя-ви-деть! – голос лугаля с каждым слогом повышался на тон, что в конце предложения он практически кричал на гостя.
Абуд напряженно слушал, а поняв, что ему сказали и практически в той же манере ответил:
– Спа-си-бо-я-на-дол-го. На-ших-ко-ней-нуж-но-на-кор-мить-а-мне-и-мо-им-во-и-нам-нуж-на-е-да-во-да-и-ноч-лег! – Абуд почти выдохся от напряжения под конец предложения и ждал пока слова дойдут до царя.
Лугаль кивнул и тут же возле него, как грибы, выросли двое слуг в сером одеянии. Он им стал что-то быстро говорить на своем тарабарском, красноречиво тыкая на Абуда, на его братьев и их коней. Потом обернулся в сторону задних дворов, приложил к губе что-то вроде трубы, похожей на высокое узкое ведро без дна, и прокричал в нее на тарабарском очень громкую быструю речь. Голос его в трубе стал звучать настолько громко, что вавилоняне и их кони почти оглохли на левое ухо, видимо сообщение было адресовано людям, находившимся далеко и внутри задних конюшен. Один из слуг забрал коней, а второй кинулся бежать во дворец, да так быстро, как будто за ним гнались голодные волки. Ворота за спинами пятерых с грохотом захлопнулись. Правитель Белого Аморея велел им всем следовать за ним. Абуд послушно пошел рядом, его правую руку обнюхивал лев, который шел за лугалем, нервируя черного огромного волка, который обнюхивал льва. Мокрый нос большой кошки тыкался ему в ладонь, но страха Абуд не испытывал, скорее даже хотел погладить его за гриву. Лев как-то странно прорявкал на своего хозяина и тот в ответ ему почесал за ухом. На вопрос Абуда, можно ли и ему почесать киску за ухом, лугаль многозначительно улыбнулся, давая понять, что не он хозяин льву. Абуд рискнул, и потянулся ко льву. Тот обнюхал руку, затем как будто забыл о его существовании и продолжил идти, Абуд почесал егомежду глаз. Рим-Син увидел в этом знак – его личный лев, который даже не ест, если ему еду пинесет кто-то из слуг, дал себя почесать вавилонянину. Все-таки, благородные хищники умеют признавать силу, более мощную, чем они сами. Как после этого можно думать, что у животных нет души и разума?