Царь Дмитрий - самозванец
Шрифт:
жавное и принялся перед ним юродствовать — обнажил голову, поклонился низко и заголосил тонко: «Здрав буди, великий царь Всея Руси! Вот и приял ты от меня честь, тобою желаемую!» Но тут вдруг распрямился, топнул грозно ногой, закричал: «Но, имея власть сделать тебя царем, могу и низвергнуть с престола!» — и ударил конюшего скипетром, обагрив кровью ступени трона — страшное предзнаменование! Опричники бросились к конюшему, сорвали с него одежды царские, нанесли ему несколько ударов ножами, а потом выволокли за ноги бездыханное тело из дворца и бросили его псам на съедение.
Остальные подсудимые уже прощались с жизнью и мыслили как о величайшем счастии, лишь быть погребенными по-христиански, но Иоанн неожиданно укротил гнев и возвестил: «Суду все ясно! Вина ваша полностью изобличена свидетельствами
Но то была лишь отсрочка! Опричники устремились во все концы Москвы, хватали на улицах разных именитых людей, которые, ничего не ведая, шли спокойно в церковь или ехали по своим делам, и тут же всенародно убивали их, последним ударом кинжала прикрепляя к их груди листок бумаги с приговором царским. Люди в ужасе разбегались, не смея не только защищаться или протестовать, но даже подбирать тела убиенных для достойного погребения. На следующее утро опричники, сверяясь с какими-то списками, уже вламывались в дома и там не давали никому пощады, нередко все семейство висело рядком на воротах собственного дома. А в доме боярина Челяднина-Федорова вырезали даже всех холопов, уцелевших после первого погрома. Убили и престарелую жену конюшего, княгиню Марию, перед этим гнусно над ней надругавшись. Рассказывают также, что в поисках разных людей опричники врывались и в церкви, где те искали спасения, обыскивали алтари и найденных убивали на месте, даже не выводя на улицу, — невиданное богохульство!
В полночь вновь налетели коршунами опричники на дома
московские, выдернули из постелей супружеских жен, красотой отмеченных, а из светелок девичьих всех без разбору, согнали их, простоволосых и в одних рубашках непрепоясанных, на площадь перед замком опричным, а как набралось их более двух тысяч, то погрузили на повозки и вывезли в село Коломенское. На третий день привезли их, донельзя измученных, обратно и выпихивали голых из повозок, нарочно не у самых ворот, и так бежали они домой, прикрываясь лишь волосами и краской стыда.
Лишь после этого пришел черед бояр и прочих знатных людей, которые дожидались в темнице решения своей судьбы. А на площади Троицкой перед Кремлем все готово было для кровавой обедни. Напротив Лобного места возведен был высокий помост, на котором установили кресло богатое для царя Иоанна и кресла попроще для ближних его. Вкруг Лобного места установили орудия казней: два острых кола, бараньим жиром смазанных, пред столбами; два колеса; огромную сковороду, на которой какому-то несчастному предстояло станцевать свой последний танец, и столь же большой котел с водой, который мог вместить не только человека дородного, но и быка целого; вертел огромный, под которым жгли костер, накапливая угли, и два столба с лежащими рядом связками хвороста, это для простого сожжения. И как знак милости царской на Лобном месте стояла плаха с топором. На площади нашли смерть около тридцати осужденных: окольничий Михаил Колычев с тремя сыновьями, воевода князь Дмитрий Ряполовский, князь Иван Куракин-Булгаков, двое из князей Ростовских, Игнатий Заболоцкий, видные дьяки земские — казначей земский Хозяин Юрьевич Тютин, печатник Казарин Дубровский, Иван Выродков, Иван Бухарин.
А Ливонская война продолжалась с ожесточением прежним, прерываясь перемириями редкими.
[1568 г.]
Отныне лишь одна сила противостояла царю Иоанну внутри страны — Церковь, вернее, митрополит Филипп. Как-то раз царь Иоанн направился в храм Успения в Кремле, где слу-
жил воскресную обедню митрополит. Сопровождали Иоанна весь его двор и множество простых опричников, все были обряжены в черные ризы с высокими шлыками, кои обычно использовались для богослужений братии в Александровой Слободе. Когда Иоанн вошел в церковь и подошел к митрополиту под благословение, Филипп даже головы в его сторону не повернул. После долгого напряженного молчания в храме разнесся голос Алексея Басманова: «Святой владыко! Государь перед тобою. Благослови его!»
«В этом виде,
Тут царь Иоанн ударил посохом о камень и закричал в ответ: «Что говоришь, старик?! Разве ж это кровь? Это я всех щадил! Доселе щадил бунтовщиков и изменников! Коли нарица-ешь меня кровавым и грозным, то и буду отныне таким!» — развернулся и чуть не бегом покинул храм.
После этого взяли нескольких близких к Филиппу священнослужителей и допросили их о тайных замыслах митрополита, но так ничего тайного и не сведали. После еще одного похожего столкновения царя Иоанна с митрополитом на богослужении в Новодевичьем монастыре розыск был продолжен. На этот раз проводили его в Соловецкой обители и нашли множество свидетельств недостойного поведения Филиппа в то время, когда был он там игуменом. Неустанные труды и заботы Филиппа о процветании обители представй-
Царь Димитрий — самозванец?
ли так, что овладел Филиппом бес стяжания, что думал он бЬльше о мирском, чем о божественном, о злате и огурцах, а не о спасении души. Преемник Филиппа, игумен Паисий, всех в рвении и подлости превзошел и представил свидетельства ложные того, что Филипп был не чужд и волшебству. С большим вниманием выслушал Собор Церковный собранные свидетельства и изустные показания игумена Паисия, когда же предложили Филиппу сказать слово в свое оправдание, то он отказался, сочтя это недостойным его сана, а быть может, бесполезным.
«Государь, Великий Князь! — обратился он тихо к царю Иоанну, присутствовавшему на суде. — Ты думаешь, что я боюсь тебя или смерти? Нет! Лучше умереть невинным мучеником, нежели в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония сего несчастного времени. Ты добился, чего желал. Теперь твори, что тебе угодно! — Он сложил к ногам Иоанна белый клобук, мантию и посох митрополичий, лишь после этого повернулся к судьям и возвестил грозно, подняв руку: — А вы, святители, готовьтесь! Готовьтесь дать отчет Царю Небесному и страшитесь Его суда более, нежели земного!»
Святители смутились и постановили продолжать суд, отвергнув добровольную отставку Филиппа. Их поддержал и царь Иоанн, сказав: «Ты не можешь быть своим судией! Возьми клобук и мантию, завтра день Архангела Михаила, служи обедню в храме его, мы все там будем и все вместе помолимся Господу, чтобы наставил он нас в делах наших!» Слух об этом мигом разнесся по Москве, и на следующий день вся площадь перед храмом была заполнена народом. Филипп в полном облачении стоял уже перед алтарем, готовясь к началу службы, когда в храм вошел Алексей Басманов с толпой вооруженных Опричников и объявил, что Филипп Собором Церковным лишен сана пастырского и осужден на заключение. С него сорвали одежду святительскую, кою он еще вчера снимал добровольно, облекли его в бедную ризу и повлекли из храма, бросили в грязные дровни и увезли в Богоявленскую обитель. Восемь дней продержали Филиппа в темнице в оковах без хлеба и воды, надеясь добиться от него покаяния, а тем временем вырезали почти подчистую род бояр Колычевых и головы родственников посылали в темницу к узнику. Но не согнулся старец, гак что его перевезли тайно в Тверской Отрочий монастырь, где вскоре Малюта Скуратов задушил его подушкой.