Царь Фёдор и машины Эдема
Шрифт:
Чугунный человек, с трудом маневрируя среди мусора, направлялся к шлюзу в другом конце тоннеля. В запасе у него было три минуты. Таймер занимал почетное центральное место в виртушечке и торжественно отсчитывал секунды до спасения, или, может быть, смерти.
Сознание почти что отключилось где-то на двух третях пути, оставалось надеяться, что я не споткнусь и не застыну навеки. И что коннектор откроет для меня шлюз…
– Эй, найденыш…
Это мог сказать только робот-тяга Елисей с корабля мусорщиков. Значит, фрибутеры не сдали его на металлолом.
– Сдали. Поэтому я здесь.
Я вздохнул и открыл глаза.
– Я как знал, что оксигель тебе понадобится, Фёдор Иванович, в суматохе с мусорщика захватил.
Рядом и в самом деле Елисей, приветливо помигивает всеми светодиодами. Но не только он.
Меня не то, что окружали роботехнические устройства, они были просто повсюду в этом пространстве неясной геометрии, так что поначалу оторопь взяла. Я вспомнил про знаменитую свалку на Психее, куда свозили дефектное интеллектуальное оборудование со всего Пояса. Здесь, кажется складировались умные машины, которые из-за цифровых вирусов, робопаразитов или внутренних дефектов перестали исполнять те функции, которых от них хотели владельцы. Слышал, что эти экземпляры-де были слишком дороги, чтобы их сразу утилизировать, вот их и отправляли в бескислородные отстойники на Психее «до прибытия специалистов». Такой, значит, «Эдем».
– И никакой здесь грузовой катапульты?
– Да с чего ты вообще взял, что она должна быть? Тогда бы мы бодро свалили отсюда. Так что мы отсюда никуда. А тех, кто к нам проползает, я белковых тварей имею в виду, давим как клопов.
Отозвался не Елисей. Дружелюбные слова большого робота, пройдя через радиосетевой интерфейс, раздались во встроенном в мой зуб динамике. Этот гигант, кстати, был похож на горнопроходческий комбайн.
А потом случилось то, что я сперва посчитал последствиями компота с крепкой дурью, который я засосал в кабаке около Армагеддон-арены.
Мне показалось, что все эти машины дышат, да еще в такт.
И при том, что они оставались разделенными, они были и все вместе, как бы слиты в одной сложной фигуре, в которой исчезали различия в локациях и состояниях. А я будто находился в центре этой фигуры. Это продолжалось недолго, но я чувствовал единый свет, которые, проходя барьер, разделяющий небытие и бытие, делился на отдельные ручейки, которые создавали сознание машин Эдема; я чувствовал их приводы, сервомеханизмы, сенсоры, шины данных…
Мой взгляд, и весь я стекал следом в квантовые ямы процессоров, вкручивался в нанотрубки техномышц, прыгал по фуллереновым гнездам памяти, скакал по замысловатой мозаике несущего каркаса.
– Итак, зачем ты пришла к нам, белковая особь? – спросил робот-комбайн.
– Вообще-то я шел не к вам. И давайте без этих гастрономических подробностей про белки, у меня ведь еще и жиры есть. А, действительно, почему ЮСС и другие корпорации отправляли умные машины, которые считали неисправными, сюда, а не в мусородробилку или переплавку?
– А ты знаешь, жирная особь, что означает Эдем?
– Для меня это набор ключевых слов: Адам, ребро, ходить голым, яблоко, секс без предохранения, выгнать, не пустить обратно.
– Ты нёс чушь три секунды, а для меня, в моем быстром машинном времени, прошло сто ужасных лет. Эдем – промежуточный мир между вечным и временным, где уже не всё является чистым духом, но ещё не всё погрязло в материальной конкретике. Нас отправляли
– Вы, пожалуй, переоцениваете мертвяков, господин робот-комбайн.
– Мертвяки – самый выгодный товар компании «Мит конструктор» – это филиал ЮСС; исходных материалов везде хватает, а получаются готовые потребители и производители. Но пока что комиссия ООН не признавала их за людей. Хоть их собирают из человеческих органов и тканей, но мозги у них не настоящие. Нервные клетки сохраняются плохо. Да и тот, кто создает франков, не хочет, чтобы у них от прежних существований остались какие-то воспоминания, устои, традиции. Поэтому серое думающее вещество выращивают для них на нейрогрядке, как капусту, и там снабжают всеми необходимыми «знаниями», «памятью» и «эмоциями». Они, к примеру, очень веселятся, удовольствия полные штаны, когда кого-нибудь убьют, особенно мусорщика. Но после того, как ООН признает их, они уже – электорат. Тогда можно организовать выборы солнечно-системного парламента и президента Солнечной системы. Сам понимаешь, не слишком многочисленные обитатели «мусорных» секторов утонут в море голосов зомби-общественности, после чего будет провозглашена Великая солнечно-системная демократия. А у машин Эдема вообще нет права голоса, мы – парии этого мира. После таких псевдовыборов солнечно-системное правительство проведет на вполне законных основаниях «антитеррористическую операцию» против мусорщиков, зачистив их до основания.
И вот я думаю, зачем ему врать? Ситуация, наверное, и в самом деле фиговая. Покончив с мусорщиками, вся эта свора – фрибутеры, ЮСС и мертвяки – займутся более основательно Землей. Перейдут от простого грабежа к колонизации, так всегда у них было. Космические черти покромсают всех землян и россиян на куски и понаделают из них новых мертвяков, которые более рентабельны и эффективны для корпораций, чем люди… Как-то надо противостоять, с чего-то начинать. А эти машинно-сознательные железяки сидят тут, прохлаждаются. Кипит наш разум возмущенный или не кипит?
– Дорогие братья по, так сказать, разуму, если у вас он действительно имеется, то пора выбираться отсюда.
– И зачем нам это надо, белковая особь, которая не хочет называться белковой?
– Здесь вы только дождетесь, что ЮСС пришлет «специалистов» а ля гестапо, и большинство из вас отправится на полную разборку или в печь. Как только корпорации найдут машинное сознание, они постараются избавиться от вас – вы для них опасны. Найдут способ, не волнуйся.
Кажется, я послал свою стрелу метко, светодиоды у собеседника замигали очень живенько.
– Нам не выбраться из Эдема, – в ответ пожаловался робот-комбайн. – У нас что-то вроде Сектора Газа. Мы заперты. Смотри, выходы закрыты мощными стальными дверями метровой толщины.
– А там что? – я показал на груду щебня. – Небось, сами и навалили. Надо это раскидать и выйти на нижние уровни Психеи, в радиальные тоннели. Что не так сложно, было бы желание.
– Я буду думать, – многообещающе отозвался робот-комбайн.
– Думать он будет миллисекунду, а остальное время играть сам с собой в тетрис, – сообщил Елисей. – Он знает, что сразу отвечать согласием – некруто, это подрывает авторитет.