Царь Федор. Трилогия
Шрифт:
— Свейская? — Лорд Висбю слегка встревожился. Если здесь все говорят только по-шведски…
— Да нет, — успокоил его купец, — сейчас-то уже не так. Сейчас тут нас, русских, уже поболее будет. После свеев и русские поселенцы понаехали. Особливо из наших, из поморов. Мы к северному морю привычные… Да и свеи потихоньку начали по-нашенски балакать, а все одно все, кто ныне в Обдорске живет, на свейском дюже болтать умеют.
— Русские сюда переселяются? — удивился англичанин, и купец пояснил:
— Так ить царь-батюшка всем, кто в эти места переселяться согласился, жалованье положил. Рыбаку да крестьянину по три рубли в год
Сэр Самуэль задумчиво кивнул и потянулся за своей книжкой. А купец продолжил:
— Теперь-то уж из свеев холопов мало осталось. Почитай три четверти в истинную веру перекрестились. И детишек в приходскую школу водят. Ну да кому в холопстве жить хорошо-то? Но некоторые упрямые. Эвон тот самый Еран Шитте как раз из таких. Твердый старик. Всю семью в кулаке держит. А семья-то у него большая — шашнадцать душ. Так и молятся по-своему. И по-русски вообще разговаривать отказываются. Мол, хоть помрут, а все одно в своей вере и в своем свейском законе останутся. Деревенька тут у них рыбацкая недалече. Двенадцать семей таких собралось, упрямых.
Лорд Висбю наморщил лоб:
— А что же царский воевода?
— А при чем тут воевода? — удивился купец. — На воеводе токмо воинские да полицейские дела. А так мы тут сами всем управляем. Городской совет.
Сэр Самуэль нахмурился. Он уже понял, что наиболее разумное устройство, кое в Англии установил сам лорд-протектор, когда государством управляют назначенные верховным правителем генерал-майоры, в России не принято. Но столь явное пренебрежение гражданских властей властями военными все равно резало глаз. И он застрочил карандашом в своей книжке…
— А нам-то что? — продолжал между тем купец. — Нам все одно. Не хотят душу свою спасать, так и пусть их. Чай, не родственники. Да и доход обчеству опять же с их неплохой. Оне ж, пока в своей вере держатся, — холопы, значит, оброк на них холопий. Мы одной их рыбой государевых воинских людей содержим. И на корм, и на продажу для выплаты жалованья, и на хлебный оклад хватает. Свеи-то на работу шибко люты. Так что нам сие еще и выгодно! Свою-то всю себе на пропитание да на продажу пускаем. А из тех, кто перекрестился, те никаких лишних тягот не несут. Все поровну, как русские. Из крещеных свеев уже и купчишки тож появились.
— Купцы? — оторвался от записей англичанин.
— Ну да. Токмо им же с севера после того, как они из холопства вышли, еще двадцать лет никуда хода нет, — пояснил обдорец. — Вот оне на запад далее Пустозерского острога и не забираются. Да и вообще все больше вверх по Оби торгуют. К Самарову ходят, к Сургуту да Тобольску. Ну еще на Мангазею да на Усть-Ленск. Но туда мало. Чтобы там свой прибыток иметь, надобно возможность иметь на Архангельск с товаром ходить, а им — нельзя.
Лорд Висбю глубокомысленно кивнул.
— А чем они здесь торгуют?
— Да всем, — махнул рукой купец, — от пушнины до железа или там земли…
— Земли? — удивился англичанин.
— Ну да. Для
— На досках?! — Изумление сэра Самуэля было безграничным.
— Так ведь тут-то, — снисходительно пояснил обдорец совершенно очевидные здесь даже самому маленькому ребенку вещи, — внутрях земли-то лед сплошной! Это сверху на пару пальцев она по весне оттаивает. А чуток глубже копнешь — одна мерзлота. Поэтому сажать ничего и нельзя. А зима здеся долгая. Ночи у ей длинныя. А на самой макушке зимы так и вообще солнце помногу дней подряд не кажется. Так что народ тут на цингу шибко слабый. Токмо луком и чесноком спасаемся. Да ежели сюда их с большой земли завозить — оне золотыми будут. Вот здесь и ростим. Щиты из досок сбиваем, поверх них землю насыпаем — так и огородничаем. Некоторые эвон умудрились цельные сараи такие сделать, а в крыше окошечки, стеклом оконным забранные, прорубить. Так вообще хорошие урожаи сымают. Летом-то здеся солнце, наоборот, бывает, по несколько дней не заходит… А землю завозить приходится. Тут-то она скудна больно, да и со сколькой площади ее соскабливать надобно, пока на добрый слой, для огорода пригодный, наберешь?.. А после этого такие проплешины образуются, что годами не зарастают. Вот обчество и запретило сие устраивать. — Обдорец вздохнул. — Хотя все одно такие находятся, кто безобразит…
В Обдорске они простояли три дня. Оброк был уже готов, переход от Архангельска прошел без особых проблем, и задерживаться необходимости не было. Утром четвертого дня они снова двинулись в путь.
Шкипер, или, по-русски, кормщик, на шхуне был опытный, Северным морским путем ходил уже не раз, со льдами, как он говорил, им тоже весьма повезло, так что, несмотря на заход в Обдорск, Усть-Ленск и Нижне-Колымск, к началу сентября они добрались до Авачинского острога. Далее идти было опасно, поскольку вскоре должны были начаться осенние шторма, но зимовать в этом забытом богом месте английскому аристократу показалось верхом жизненной несправедливости. Он уговорил кирасирского лейтенанта надавить на кормщика шхуны, чтобы тот согласился преодолеть оставшееся до Усть-Амурска расстояние еще до зимы. Тот рискнул, но двинулся не напрямик, а держась вдоль островов, и к началу октября они добрались до казачьих земель на Эдзо, где англичанин не мог позволить себе не задержаться.
Казаки приняли его вполне радушно. Атаман Петро Задорожный ради «государева посланца» устроил пир, на коем сэра Самуэля накормили до икоты и напоили до изумления. Причем пир тот продолжался ажно три дня, и за это время англичанина едва не оженили…
Так что когда лорд Висбю обрел способность связно произнести хотя бы пару слов и смог наконец отыскать кормщика, он выдохнул:
— Немедленно отплываем.
Степенный помор отодвинул чарку, кою он как раз собирался опрокинуть в себя, пригладил бороду и отрицательно качнул головой:
— Не, так не можно.
— Почему? — устало спросил англичанин, у которого после многодневного пира не было сил даже на то, чтобы выругаться.
— Дык пьяные все, — после недолгого размышления над вопросом сообщил ему помор. — Вся команда.
Сэр Самуэль застонал. Неужели все зря — все его усилия, все старания, все то время, что он проводил, составляя свои далеко идущие планы? И именно здесь, на этом проклятом острове, ему и суждено найти свою кончину? И от чего? От казацкого гостеприимства!