Царь Иоанн Грозный
Шрифт:
— Тогда отчаяние едва не погубило меня, — продолжала Минна. — Не знаю, что было бы со мною, если бы небо не покарало злодея. Что бы ни ждало меня, желаю возвратиться к отцу моему, упасть к ногам его; он увидит моё раскаяние и, может быть, не отвергнет несчастной Минны.
— Дозволь мне сопровождать тебя в Дерпт, — сказал Вирланд, — я буду твоим охранителем и оправдаю тебя перед добрым отцом твоим!
Минна не без смущения благодарила его. Вирланд, вооружась, спешил отправиться из замка, а княгиня Курбская просила его принять от неё пособие, необходимое ему для скорейшего прибытия в Дерпт. Несколько эстонцев, которых Вирланд обещал щедро наградить,
Небезопасен был путь, но, вверяясь промыслу Божию, княгиня с радостью услышала стук растворившихся ворот замка; с удовольствием смотрела она на подъёмный мост, ужасавший её при въезде в мрачное жилище, а теперь открывающий ей свободный путь... Так различны бывают впечатления от одних и тех же предметов, нас окружающих.
Трудно было пробираться дикими местами после ужасов наводнения; дороги забросаны были деревьями или, превратясь в болота, сделались непроходимыми; к счастью, Пармен, которому все окрестности были известны, нашёл возможность пробраться мимо болот, но путники были ещё далеко от большой дороги; нападение бродяг, скитающихся по лесам, не устрашало Пармена, запасшегося оружием; он знал, что при первом выстреле эстонцы остановятся, при втором — обратятся в бегство.
Скоро весеннее солнце теплотою лучей осушило землю, дорога становилась удобнее, и путники остановились подкрепить свои силы в роще, окружавшей небольшой холмик. Пармен повёл усталых лошадей к источнику; княгиня с Юрием села на траве, положив подле себя узелок со своими вещами и часть дорожного запаса. Густота деревьев закрывала их от ярких лучей солнца, прохладный ветерок, вея в роще, колыхал полевые цветы, и птицы весело пели, высоко кружась в воздухе. Вдруг княгиня услышала вдалеке выстрел и крик. Схватив Юрия и подняв с земли узел, она сбежала с холмика в глубокую лощину, поросшую кустарником; тут она увидела два огромных гранитных камня, покрытых густым мхом и цветущими растениями. Между камнями княгиня приметила щель, в которую скрылась с Юрием. Ещё слышались крики с разных сторон, хлопанье бича, стук колёс, стоны; наконец всё затихло.
Тщетно ожидая возвращения Пармена, она решилась выйти с Юрием, поворотила на холм и спустилась в равнину к источнику, куда пошёл Пармен; там видны были следы проехавшей повозки; Пармена не было. Княгиня была в ужасном беспокойстве — опасения её оправдались; пройдя далее, она увидела под наклоном деревьев, возле источника, человека, сброшенного с берега в воду, и с ужасом узнала несчастного Пармена.
Не скоро она могла успокоиться, не знала, какую избрать дорогу, откуда взять Проводника, оплакивала жребий Пармена и собственную участь. Пройдя рощей, она скоро пришла к небольшому озерку, от которого по широкому полю пролегало несколько тропинок в разные стороны. Она перекрестилась и пошла вправо, не зная, куда приведёт этот путь, но, примечая вдалеке чернеющий лес, полагала, что идти лесом ей безопаснее; на месте более открытом труднее было уйти от преследователей.
Северный ветер охладил воздух; ясный день быстро изменился в ненастье; к вечеру стужа сделалась чувствительнее, весенний дождь превратился в метель. Княгиня прошла несколько вёрст лесом. Страшно бушевал ветер, и чем далее она шла, тем лес становился всё гуще.
ГЛАВА III
Эстонская
Княгиня Курбская шла, ведя за руку сына. Юрий дрожал от стужи. Останавливаясь, она согревала своим дыханием его окоченевшие руки. Она села на старый пень и развязала узел, в котором находился остаток хлеба, взятого в дорогу.
Она видела себя окружённою лесом. Ночь застигла её, а дорога была ей неизвестна. Она слышала ещё в Дерпте, что эстонцы, бежавшие от жестокости своих господ, скитаясь в лесах, жили ловлею диких зверей и грабительством.
Княгиня боялась выйти на большую дорогу, боясь попасть в руки сторожевого отряда; она желала и страшилась приближения дня; наконец изнурение победило страх, она решилась провести ночь под тенистыми кустарниками, на пне срубленной сосны, и склонилась головою на ветви. Утомлённый Юрий уснул на коленях матери. Небо закрыто было тучами; крупный дождь шумел, прорываясь с ветром сквозь листья.
Княгиня проснулась, когда ранние лучи солнца проникли сквозь ветви частого леса. Она тяжело вздохнула, перекрестилась, разбудила Юрия и продолжала путь.
Несколько часов шла она, никто не встречался ей, только дикие птицы с шумом пролетали по лесу и робкий заяц перебегал дорогу. «Здесь не видно и следа людей», — подумала она; но в это самое время приметила невдалеке идущего эстонца. Длинные желтоватые волосы его были накрыты треушником; на коротком кафтане, опоясанном кушаком, висели нож и топор; серые глаза его сверкали из-под нахмуренных рыжих бровей.
Эстонец, казалось, был удивлён этою встречей; посматривая искоса на княгиню, он прошёл мимо, но вдруг остановился, озираясь вокруг. В это время в стороне послышался шум проезжающих всадников.
Между тем княгиня, чувствуя голод, который начинал уже изнурять их, и боясь снова быть застигнутой ночью в этом диком месте, решилась подойти к эстонцу и с умоляющим взором сказала ему:
— Добрый человек, прошу тебя, выведи меня из леса!
Эстонец, не понимая слов её, смотрел на неё. Она снова повторила просьбу и, дав ему серебряную монету, показывала на лес и на дорогу; также старалась дать понять ему, что ей нужен хлеб.
Тогда он махнул рукой и подал ей знак следовать за ним.
Не без трепета смотрела княгиня Курбская на своего спутника.
— Матушка! — говорил Юрий, прижимаясь к ней. — Я боюсь этого человека.
— Бог хранит нас, — сказала княгиня, пожимая ему руку.
Долго шли они по едва заметной тропинке, наконец, показалась из-за кустарников чёрная, низенькая, полуразвалившаяся хижина, сложенная из камней.
Заскрипела дверь, и княгиня вошла в жилище. Печь, почерневшая от дыма, несколько грязных досок на земляном полу, несколько полок над широкой лавкой, кучи соломы в углах — вот что предстало ей при первом взгляде. Двое детей играли на земле глиняными черепками.
Эстонец, бросив нож на окно, сказал жене, что он встретил русскую женщину с сыном и что они голодны.
Толстая малорослая эстонка что-то проворчала сквозь зубы и принесла кусок хлеба и кувшин с отбитыми краями, налитый молоком.
Таков был ужин княгини Курбской. Она встала и сказала Юрию:
— Сын мой, мы должны благодарить Бога за пристанище, которое он дал нам.
Сын молился возле матери. Эстонец и жена его смотрели на них с удивлением.
Гликерия, взяв за руку эстонку, благодарила её ласковой улыбкой и поклоном. Скорбь сердца, которая обнаруживалась в её лице, возбудила жалость в эстонке.