Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного

Вихнович Всеволод Львович

Такое большое предисловие совершенно необходимо, чтобы понять многие поступки Ирода, зачастую вызванные горячей любовью к жене и чувством ревности, совершенно непонятной римлянам по отношению к законной жене. Ведь, как справедливо отмечал Амфитеаторов, «брак древнего Рима, на протяжении добрых тысячи лет, не оставил следов ни одной крупной драмы супружеской ревности….В Риме не было Отелло»^{150}.

Но вернемся в изложению хода событий во дворце иудейского царя. Они настолько драматичны, что многие достойны пера Шекспира, Шиллера, Пушкина! Непосредственной причиной всего было искреннее пожелание царя примирить в своем царственном доме своё семейство, где были две властные дамы — сестра Саломея и мать Кипра, с родственниками жены, где главной фигурой была его тёща Александра, дочь царя прежней династии Хасмонеев Гиркана и к тому же вдова Александра, сына Аристобула, — злейшего врага Ирода. Конечно, как и всякая попытка соединить несоединимое, попытка царя не только не удалась, но и привела к трагическим последствиям. Несомненно, идеи «новых женщин» с их претензиями на роль в обществе нашли последователей среди местной аристократии римских провинций, особенно эллинистических государств, к которым, как было указано ранее, принадлежали и цари Хасмонейской династии. Естественным поэтому представляется сообщение Иосифа о дружбе между претендовавшей на власть энергичной тёщей царя Александрой и всесильной,

ставшей фактически супругой Антония Клеопатрой. Александра гордилась тем, что у нее, кроме ставшей царицей дочери принцессы Мариамны, был ещё горячо любимый молодой красавец сын Аристобул II. Александра считала именно его самым достойным кандидатом в Первосвященники, вероятно, в качестве первого шага к царскому трону. Её не останавливал юный возраст принца, которому едва исполнилось 17 лет, и он даже не достиг брачного возраста. Надо напомнить, что Первосвященник не только являлся главой Храма, то есть духовным главой, но обладал большим финансовыми возможностями, поскольку Храм был своего рода Государственным банком Иудеи. Несомненно, Александра рассчитывала руководить юным Первосвященником, подобно тому, как оказывала сильное влияние на свою дочь-царицу. Она нашла возможность передать через какого-то музыканта письмо Клеопатре с просьбой уговорить Антония отменить прежнее решение Ирода о назначении Хананиэля Первосвященником и заменить его на этом посту юным красавцем. Клеопатра благосклонно отнеслась к просьбе подруги, поскольку у неё самой для этого были свои причины. Как было сказано ранее, она поставила перед собой честолюбивую цель объединить под своей властью все владения Птолемеев, не останавливаясь ни перед чем. В этом смысле «новые женщины» ничуть не уступали «старым мужчинам» — политикам античного мира. Как писал Иосиф Флавий, «Клеопатра не переставала возбуждать Антония против всех. Она уговаривала отнимать у всех престолы и предоставлять их ей, а так как она имела огромное влияние на страстно влюблённого в неё Антония и при своей врождённой любостяжательности отличалась неразборчивостью в средствах, то решилась отравить своего пятнадцатилетнего брата, к которому, как она знала, должен перейти престол; при помощи Антония она также умертвила свою сестру Арсиною, несмотря на то, что та искала убежища в храме Эфесской Артемиды. Где только Клеопатра могла рассчитывать на деньги, там она не стеснялась грабить храмы и гробницы; не было алтаря, с которого она не сняла бы всего, лишь бы насытить своё незаконное корыстолюбие. Ничто не удовлетворяло этой падкой до роскоши и обуреваемой страстями женщины, если она не могла добиться чего-либо, к чему стремилась» (ИД. Т. 2 С. 141–142). В защиту этой обличаемой историком женщины можно сказать, что она только следовала примеру большинства современных ей политиков, наглядно доказывая при этом право не только на равенство, но и нередко на превосходство.

Просьба Александры заинтересовала её, но, что странно и даже поразительно, только в одном пункте её, казалось бы, безграничная власть над Антонием заканчивалась: когда она претендовала на власть над Иудеей. При упоминании этой страны и её царя Ирода в Антонии как бы просыпался дух предков — непреклонных покорителей мира, и он не соглашался на просьбы Клеопатры. Узнав об этом, Александра стала предпринимать действия, характерные для нравов эллинистическо-римского сообщества, но совершенно неприличные для иудейского нравственного вероучения. В это время в Иудее находился близкий сподвижник не только в делах, но и в «развлечениях» Антония Деллий. Отлично зная нравы и страсти Антония, Александра представляет Деллию своего юного красавца Аристобула и не менее прелестную царицу Мариамну. Деллий, естественно рассыпался в комплиментах матери таких божественно красивых детей. Согласно Иосифу, было употреблено именно слово «божественно». Деллий нисколько не сомневался в цели демонстрации Александрой красоты своих детей. Так обычно поступали многие царьки, угождая любвеобильному Антонию своими женами, дочерьми и даже сыновьями. Более того, он находил это вполне естественным и даже предложил Александре нарисовать портреты её детей, чтобы показать их Антонию, что и было выполнено. Как известно, иудеям было строжайше запрещено изготавливать портреты людей и вообще живых существ во избежание нарушения требований второй заповеди Бога: «Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе наверху, и того, что на земле внизу, и что в воде ниже земли». Таким образом, эта история свидетельствует о том, что втайне от верующих представители иудейской царской династии Хасмонеев вели себя как откровенные язычники и не стеснялись откровенно пренебрегать святыми законами иудаизма, претендуя при этом даже на высший пост Первосвященника Храма.

Образы детей Александры действительно были настолько прекрасны, что заинтересовали даже эротически пресыщенного римлянина. Правда, Антоний настолько уважал Ирода, что, конечно, прямо не пригласил к себе его жену, но попросил прислать к нему юного красавца Аристобула, добавив, правда, «если это не представит затруднений» (Там же. С. 134).

Получив это послание, Ирод в полной мере оценил нависшую над ним и его семьёй опасность. Он хорошо знал Клеопатру, с которой встречался в Египте по пути в Рим в 40 году до н.э. Тогда она пыталась уговорить его возглавить её войска, однако он вежливо, но решительно отклонил её просьбу, полагая, что она просто хочет снова овладеть Иудеей. Совершенно ясно, что теперь она видела в нём — уже царе Иудеи — главное препятствие для своих замыслов. Ирод прекрасно понимал, что Аристобул, оказавшись любимцем Антония, станет при содействии Клеопатры самым главным претендентом как потомок царственного рода на иудейский престол, а не только на пост Первосвященника Храма. Царь хорошо сознавал, что его свержение означает гибель не только его самого, но всей его семьи, как уже погибли его отец и братья.

Пока надо было отступить и пойти на осквернение великого поста красивым и явно пустым мальчишкой. Опять-таки только страстная любовь к жене закрывала ему глаза на то, что и Мариамна безропотно подчиняется гнусным интригам матери и тоже упрашивает его назначить младшего брата Первосвященником.

Отступать было некуда, приходилось принять вызов врагов, которых он сам приютил в своём дворце. Как и в бою, главное — действовать на опережение. В ответ на письма Антония он сообщил, что, к сожалению, отъезд столь юного принца может послужит поводом для новых смут, поскольку в стране возникнут слухи о конфликте в царском семействе. Однако самый сильный ход был им сделан на общем собрании семей — как своей, так и жены. Царь неожиданно для всех громогласно объявил, обращаясь к Александре, что он хорошо осведомлён о её связях с Клеопатрой и её стремлении свергнуть его с престола и возвести на него с помощью Антония Аристобула. При этом, по его словам, она не сознает, что в случае успеха её незаконного замысла её дочь лишается своего почётного положения, и вообще он будет способствовать возобновлению смуты в государстве. Однако царь готов всё забыть и уступить её желанию. Поскольку Аристобул достиг 18 лет, он готов заменить ранее назначенного Первосвященником Хананиэля из рода Первосвященников и назначить на эту должность юного принца.

Как пишет Иосиф Флавий, радости Александры не было предела. Она, обливаясь слезами, стала оправдываться, доказывая, что добивалась

сана Первосвященника, нисколько не думая о свержения царя с престола. Она поклялась ничего не замышлять против Ирода, во всём повиноваться ему и просила заранее извинить её, если она в чём-то нарушит свою клятву. Все закончилось радостным примирением родственников. Иосиф Флавий полагает, что всё это Ирод говорил притворно, желая ввести в заблуждение друзей и родственников. Но возможно, историк, зная последующие события, как бы реконструирует предыдущие. Полагаем, что Ирод слишком сильно любил жену и много сделал для спасения её родных, чтобы отказаться от принципа презумпции невиновности и подозревать её в отсутствии просто благих намерений.

Он честно выполнил свое обещание, передал пост Первосвященника юнцу Аристобулу, нарушив тем самым закон, по которому назначенный Первосвященник пожизненно несменяем. Тем самым он, кстати сказать, защитил его от эротических притязаний Антония, поскольку Первосвященник не имеет права покидать Храм. Однако Ирод продолжал сохранять осторожность в отношении тёщи, установив за ней наблюдение и ограничив её передвижения. Александра пришла в ярость, поскольку было задето её «женское тщеславие». Пылая новой ненавистью к зятю, она вновь тайно обращается к Клеопатре и с её помощью готовит побег. Очевидно, наблюдение за ней было не слишком строгим, поскольку Александру и её сына предполагалось вынести за стены города и донести до моря, где их будет ждать присланный Клеопатрой корабль. Всё было готово, но совершенно случайно о заговоре узнал некий Саббион, которого Ирод подозревал в участии в отравлении своего отца Антипатра. Заметим, что Ирод даже такого человека не только не подверг наказанию, но даже оставил на свободе. Этот Саббион, желая расположить царя к себе, раскрыл ему детали заговора. Ирод приказывает не мешать действиям беглецов, но в решающий момент захватить их с поличным. Когда же беглецы были пойманы и приведены к нему, царь показал своё великодушие и, скрыв свои чувства, простил их. Но, конечно, для него стало совершенно ясно, что Александра сама своими действиями сделала для Ирода и его семейства смертельно опасным врагом прежде всего своего красавца сына.

Развязка наступила скоро. В осенний веселый праздник Суккот 36 года до н.э. юный Аристобул II (его иудейское имя Ионатан) был особенно красив в своем облачении Первосвященника, и во время жертвоприношения и богослужения по ритуалу народ с восторгом приветствовал его, восхищаясь всем увиденным. Затем Ирод пригласил его на обед в свою резиденцию в Иерихоне. Там, повинуясь тяге своего возраста, юный Первосвященник стал купаться в специальных прудах-купальнях и там, как пишет Иосиф Флавий, купающиеся с ним молодые товарищи якобы шутя задержали его под водой, где он и задохнулся.

Греческий поэт К. Кавафис в таких строках описал гибель молодого красавца:

Аристобул Рыдают слуги, безутешен царь, царь Ирод обливается слезами, столица плачет над Аристобулом: с друзьями он играл в воде — о боги! — и утонул. А завтра разнесутся повсюду злые вести, долетят до горных стран, до областей сирийских, и многие из греков там заплачут, наденут траур скульпторы, поэты: так далеко прославила молва лепную красоту Аристобула, но даже в самых смелых сновиденьях им отрок столь прекрасный не являлся. И разве в Антиохии найдется хотя б одно изображенье бога, Прекрасней юного израелита? Рыдает безутешно Александра, исконная царица иудеев, рыдает, убивается по сыну, но стоит только ей одной остаться, как яростью сменяются рыданья. Она кричит, божится, проклинает. Как провели её, как насмеялись! Пришла погибель дому Хасмонеев, Добился своего кровавый деспот, чудовище, душитель, кровопийца, свой давний план осуществил убийца! И даже Мариамна ни о чём Не догадалась — всё свершилось в тайне. Нет, ничего не знала Мариамна, иначе бы не допустила смерти возлюбленного брата: всё ж царица и не совсем ещё бессильна. А как, должно быть, торжествуют нынче, злорадствуют паршивые ехидны: и царская сестрица Саломея, и мать её, завистливая Кипра. Смеются над несчастьем Александры, над тем, что лжи любой она поверит, что никогда не выйти ей к народу, не закричать ей о сыновней крови, не рассказать убийственную правду^{151}.

Глава 13.

СЕМЕЙНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДРАМЫ

(35–31 гг. до н. э.)

Обращение Александры к Клеопатре по поводу гибели сына. Вызов Ирода на суд к Антонию. Тайный приказ шурину Иосифу относительно Мариамны. Ревность царя и казнь Иосифа. Клеопатра в Иудее, вынужденные уступки. Испытания войны с соседним набатейским царем. Землетрясение в Иудее. Победа Октавиана над Антонием в битве при Акции. Казнь Гиркана II.

Несмотря на торжественные похороны юного Аристобула, объяснение его гибели несчастным случаем и публичную скорбь царя, версию о сознательном убийстве по его приказу юного первосвященника излагает Иосиф Флавий. Этот историк, сам принадлежавший к дому Хасмонеев, настолько в ней уверен, что прямо называет скорбь царя притворством. Однако попробуем высказать и возможные сомнения. Конечно, на первый взгляд, устранение Аристобула формально выгодно царю, но на наш взгляд, в данном случае возможно имеет место бессознательное перенесение последующих казней других его реальных или мнимых противников, включая членов его семьи, на событие, произошедшее при совершенно других обстоятельствах. Ведь, по описанию самого Иосифа, до гибели Аристобула Ирод из чувства любви к жене прилагал искренние усилия по примирению своих старых и новых родственников, тем более, что юный Первосвященник никакой самостоятельной роли не играл. Более того, гибель Аристобула в тот момент могла подвергнуть самого Ирода смертельной опасности, как это и произошло на самом деле. Царь отлично знал о дружбе его матери с Клеопатрой, обладавшей огромным влиянием на безумно влюблённого в неё Антония. У него не было при этом никаких сомнений, что египетская царица постарается использовать любую возможность завладеть его царством, считая его наследственным владением дома Птолемеев. Сегодня невозможно, конечно, провести независимое расследование, и эта история останется такой же исторической загадкой, как, например, роль Бориса Годунова в гибели царевича Дмитрия. О её обстоятельствах историки спорят уже четыре века, но вина Бориса всё же не доказана, хотя формально устранение царевича оказалось в его интересах.