Царь Итаки
Шрифт:
Икарий подошел к нему и плюнул в лицо. Эперит почувствовал, как слюна стекает у него по щеке. Затем отец Пенелопы ударил его кулаком. Это не был сильный удар, но юноша почувствовал, что соправитель Спарты сломал ему нос. Он ощутил и вкус крови, сбегавшей ему на губы и за ворот.
Мгновение Эперит радовался тому, что царь пустил кровь, ведь это могло утолить его жажду мести хотя бы частично. Но затем он почувствовал, что вокруг собирается толпа воинов, и понял: публичного унижения и казни им мало. Они считали,
Первый воин сильно ударил его, и Эперит полетел спиной вперед. Его схватил еще один человек из круга, собиравшегося около. Затем молодой воин испытал на себе всю силу их коллективной ярости. Со всех сторон на него посыпались удары кулаков. Его били в живот, почки, лицо и голову, поэтому очень скоро юноша уже лежал на земле. Сознание покидало его. Он импульсивно сжался, чтобы хоть как-то укрыться от их ударов. Кровь заливала ему глаза, ею наполнился рот. Молодой воин едва ли мог что-то видеть из-за черноты, накатывавшей на него. Потом он посмотрел вверх и увидел Малого Аякса среди искаженных злобой лиц.
Вскоре ударов и пинков стало меньше. В ушах гудело, но Эперит все-таки услышал голос Одиссея. Молодой воин моргнул, зрение в одном глазу прояснилось, и он увидел, как итакиец оттаскивает от него тех, кто готов был избить преступника до смерти. Одиссею помогали Менелай, Галитерс и Гиртий с Родоса. Кто-то поднял юношу на ноги, и он узнал голос Ментора, который шептал ему на ухо слова одобрения. Воин так и поддерживал Эперита, пока тот не собрался с силами, чтобы стоять без чьей-либо помощи.
Затем Ментор отступил, оставив юношу одного рядом с Одиссеем. Они стояли перед царями Спарты и Микен.
Одиссей долго смотрел на Тиндарея перед тем, как заговорить.
— Этот человек — не преступник, — заговорил Одиссей мягким и успокаивающим голосом, будто противопоставляя его всей ярости, которая бушевала вокруг. — Хотя Эперит и признается в преступлении, смерти он не заслуживает. У меня в отряде он всегда показывал себя человеком чести. Его храбрость несравнима ни с кем, а мастерство владения копьем оставило многих врагов в пыли. Если бы не его смелость и самопожертвование, то я мог бы и не стоять сейчас перед тобой, Тиндарей, прося сохранить ему жизнь. Поэтому я прошу у тебя милости, как и у Икария, честь дочери которого была оскорблена опрометчивым и необдуманным действием глупого человека. Позора бесчестья достаточно для любого воина. Пусть будет только это.
— Я ничего не могу поделать, — ответил отец Елены. — Не я принимаю решения.
— Я помог тебе сохранить мир в твоем дворце. За это ты обещал мне что угодно из того, что можешь дать. Прошу у тебя жизнь Эперита.
Тиндарей удивился, что Одиссей готов обменять Елену на жизнь простого воина, но не стал никому показывать изумления.
— Только Икарий может сделать этот выбор, Одиссей. Ты должен спросить у
— У меня тот же ответ, — холодно заявил Икарий. — Этот человек должен умереть.
— Если вы отказываетесь даровать мне жизнь Эперита, отдайте мне, по крайней мере, его смерть. Позвольте совершить казнь.
Икарий расхохотался над этим предложением:
— Нет. Он изнасиловал мою дочь. Именно я казню его. Право на месть принадлежит мне.
— Он — мой друг, более того, итакийский воин. Если человек должен умереть, то пусть умрет от руки одного из своих соотечественников.
Тиндарей громко вздохнул, взял меч у одного из стражников и протянул Одиссею.
— Только быстро, — сказал Тиндарей. — Я уже устал от всего этого дела.
Одиссей взял оружие, но не шелохнулся, словно и не собирался выполнить просьбу царя.
— Не перед глазами всех этих зрителей, — объявил он. — Позвольте мне увести его во фруктовый сад у моста и привести приговор в исполнение там — в уединении и с уважением к той службе, которую он сослужил мне. Я даю вам слово, что человек, напавший на Пенелопу, получит заслуженное.
— Нет, делай все здесь, — потребовал Икарий. — Тут есть свидетели.
Из толпы послышались возгласы согласия. Они уже поняли, что Одиссей слишком хитер, и всей правды не говорит никогда. Хотя его уважали, мало кто ему доверял. Но в это мгновение из рядов мирмидонян вышел Пейсандр и присоединился к Одиссею.
— Я прослежу, чтобы все было сделано. Позвольте Одиссею увести этого человека во фруктовый сад, про который он говорит, рядом с притоком Эврота. Я стану вашим свидетелем. Это неприятное дело. Клянусь богами, я хочу, чтобы с ним побыстрее было покончено.
— Я согласен, — сказал Менелай, на лице которого было написано отвращение к происходящему и к жажде мести Икария. — Пусть Одиссей убьет своего друга, а Пейсандр выступает свидетелем. Он знатного происхождения, мы можем доверять его словам.
Весеннее небо было покрыто серыми тучами, теперь во дворе дул ветер. Агамемнон и Тиндарей пошептались, потом быстро кивнули. Одиссей и Пейсандр низко им поклонились, а затем, когда первые капли дождя упали в пыль, они повели Эперита по двору и через ворота.
* * *
Какое-то время все трое молча шли по городу — Одиссей с одного бока жертвы, Пейсандр — с другого. Воины смотрелись как эскорт, которым и являлись. Дождь оказался коротким. Когда горожане вышли из домов и дверных проемов, где скрывались, то не могли оторвать от них глаз из-за того: ведь узник был избит и окровавлен. Несколько детей осмелились за ними последовать, бросая палки и камни в спину Эперита. Они животным чутьем поняли, что он — преступник. Однако детей гневно отогнал Пейсандр.