Царь мышей
Шрифт:
Но если эти Великие Интриганы имели дело со всякими Наполеонами и Людовиками, то у Михаила Федоровича выбор был куда скромнее. Он собирал сведения обо всех сколько-нибудь заметных подданных царя Дормидонта, анализировал информацию и в конце концов отобрал несколько наиболее приемлемых кандидатур, в число которых входили, как ни странно, господин Рыжий, глава Потешного приказа князь Святославский, а также некто боярин Ходорковский, известный своими купеческими и ремесленными предприятиями. Каждый их них имел свои плюсы и минусы, и окончательное решение о том, кого «двигать» в цари, все время откладывалось, ибо Михаил Федорович не имел права на ошибку.
Положительной стороной Рыжего была женитьба на царевне Татьяне Дормидонтовне — это обстоятельство как будто облегчало его восхождение на престол и придавало ему хоть какую-то легитимность.
Столь же неоднозначно обстояли дела с князем Святославским. С одной стороны, князь представлял собою ярко выраженную творческую личность, малосведущую в государственных делах, и Михаил Федорович мог надеяться, что он, даже став царем, продолжит «витать в небесах» и не будет мешать энергичным людям вести страну железной рукой к счастью и процветанию. Но, с другой стороны, Михаил Федорович никак не мог переступить через неприязнь, которую издавна испытывал именно к творческим личностям. Это чувство родилось в нем лет пятнадцать назад, когда он по поручению начальства отправился в Кислоярский драмтеатр, чтобы убедить главного режиссера сотрудничать с Органами — то есть информировать последние о неблагонадежных разговорах актеров и работников администрации. О результатах этого визита до сих пор напоминала еле заметная вмятина во лбу, которую режиссер нанес Михаилу Федоровичу тяжелым медным подсвешником. Больше всего в этой истории его возмущал тот факт, что режиссер сумел «отмазаться», заявив, что перепутал настоящий канделябр с бутафорским из папье-маше. Дело тогда замяли, но неприязнь осталась. Михаил Федорович понимал, что князь Святославский тут совершенно не при чем, но ничего не мог с собой поделать, тем более, что его давний обидчик, совсем как глава Потешного приказа, тоже слыл тонким ценителем вин и редких блюд.
Не вызывал особого доверия и боярин Ходорковский, но совсем по иным причинам. Во-первых, ни для кого не являлось тайной, что его богатства были приобретены не всегда честным путем, а это вряд ли было бы возможно без поддержки «на самом верху». Во-вторых, боярин имел вздорный нрав и порой действовал даже во вред себе, просто потому что «левая нога так захотела», а это никак не устраивало Михаила Федоровича, который видел в будущем царе прежде всего администратора, добросовестно выполняющего возложенные на него поручения. И, наконец, третье — в роду Ходорковского были инородцы, и боярин даже не считал нужным этого скрывать. Нет-нет, собственно Михаил Федорович отнюдь не был ни расистом, ни ксенофобом, но совершенно искренне считал разумную долю национальной розни необходимой составляющей для общественной жизни любого государства, и Кислоярское царство в том идеальном виде, как его представлял Михаил Федорович, не было никаким исключением. (При этом его ничуть не смущало, что большинству кислоярцев вышеназванные пороки были глубоко чужды — Михаил Федорович собирался данный недостаток исправить). Словом, царь с сомнительным «пятым пунктом» его никак не устраивал.
Наверное, Михаил Федорович долго еще пребывал бы в сомнениях, если бы в один прекрасный день ему не подвернулся князь Путята. Подвернулся, конечно, не в прямом смысле, а в разговоре все с тем же Глебом Святославовичем. Во время очередного ежевечернего доклада Глеб Святославович, между всеми прочими новостями, поведал, что глава Сыскного приказа Пал Палыч поручил одному из своих помощников, некоему князю Путяте, разобраться с незаконными перекупщиками на городском базаре. Впервые услышавший такое имя, Михаил Федорович попросил рассказать, что это за князь, занимающийся не очень княжескими делами, но Глеб Святославович сходу мог вспомнить лишь то, что Путята — это такой чудик из Сыскного приказа, которому всегда больше всех нужно. Трудно сказать, что в этой полупренебрежительной характеристике «зацепило» Михаила Федоровича, но он велел навести о Путяте более подробные справки, а получив их, тут же понял: вот оно — как раз то, что нужно!
Конечно, и у Путяты имелись свои недостатки — например, очень уж нерепрезентабельная внешность
Последнее подтверждал случай, имевший место быть еще за несколько лет до прибытия в Царь-Город Михаила Федоровича. Когда к Дормидонту поступила очередная челобитная на одного очень высокопоставленного государственного мужа, будто бы он предается мздоимству безо всякой меры и совести, царь велел Сыскному приказу разобраться. Но поскольку подобные кляузы бояре друг на друга часто писали, а последствий обычно никаких не бывало, то Пал Палыч поручил князю Путяте как бы заняться этим делом, а в действительности — просто отчитаться, что проверку провели и никаких нарушений не обнаружили. Однако Путята отнесся к поручению с полной ответственностью. Где-то добывал доказательства, исколесил всю страну в поисках свидетелей, и даже за границу ездил, причем на свои средства. И в конце концов добился-таки, что мздоимца поймали с поличным и осудили.
Правда, Михаил Федорович знал лишь о внешней стороне этого дела, а подоплека оставалась ведома одному Путяте. Действительно, поначалу князь был совершенно согласен, что дело пустое, однако для того, чтобы его закрыть и послать отписку «наверх», он, как добросовестный служака, решил «для порядка» допросить подозреваемого. Будучи уверен в своей безнаказанности, вельможа развалился на лавке, соболья шапка набекрень, из-под кафтана золотая цепь виднеется, на перстах золотые кольца с огромными камнями — словом, настоящий барин. И речи вел соответствующие: «Кто ты таков, чтобы со мною тягаться? Вот я и богат, и собой пригож; иду по улице, на меня все девки заглядываются, и даже замужние бабы. Да и Государь меня жалует. А ты — мелкий чинуша, так и будешь до старости в своем Приказе задницу протирать». Впридачу государственный муж имел неосторожность очень обидно высказаться насчет Путятиной личности — дескать, мелкий, плешивый, с таким ни одна уважающая себя девушка под венец не пойдет, разве какая кривая или кособокая. Однако Путята сумел сдержаться. Он как ни в чем не бывало задавал вопросы и все записывал. Но прощаясь, уже в дверях, сказал вельможе очень тихо и зловеще: «Каков бы ты ни был, но я тебя в покое не оставлю — всю твою подноготную узнаю». А тот Путяту снисходительно по плечу похлопал — мол, давай-давай, милок, посмотрим, что у тебя получится. И вот после этого допроса Путята и начал под мздоимца по-настоящему «копать», пока своего не добился. А после суда, когда приговор был вынесен, он даже побывал у осужденного в темнице и спросил: «Ну что, чья взяла?».
Итак, приняв концептуальное решение «продвигать» Путяту, Михаил Федорович взялся за дело с удвоенной энергией. Для карьерного взлета Путяты были задействованы все ресурсы — вплоть до подкупа и шантажа. Затем, когда он занял достаточно высокий пост, в ход пошли скандалы, громкие разоблачения, а чуть позже — загадочные убийства, поджоги и общественные беспорядки, которые сразу прекратились, едва Путята возглавил Тайный приказ и сделался при Дормидонте кем-то вроде премьер-министра.
За короткий срок все в Царь-Городе настолько привыкли к Путяте рядом с Дормидонтом, что когда накануне Сочельника под воздействием не то «установок» Каширского, не то чего-то иного, Государь объявил о своем отречении от престола в пользу князя Путяты, это было воспринято очень спокойно, как само собой разумеющееся, хотя ничего подобного в Кислоярском государстве не происходило, наверное, уже тысячу лет, если не больше.
Ни Надя, ни доктор не имели даже приблизительного представления, как вернуть Дубова. Серапионыч предложил было вновь отправиться в Царь-Город и обратиться за помощью к Чумичке, однако Чаликова возразила, что Чумичка и сам не очень-то разбирается в магических кристаллах, и как бы не вышло еще хуже.
— Тогда уж лучше идти на поклон прямо к Херклаффу, — добавила Надя.
— А что толку? — вздохнул доктор. — Ежели все это безобразие сам Херклафф и организовал…