Царь нигилистов 4
Шрифт:
Саша поднял руку.
— Господа! Уходим, как обещали, дабы не раздражать доблестную городскую стражу. Если буду нужен, я в ректорском доме. А пока к Николаю Васильевичу. Дело прежде всего. Аркадий Алексеевич, составите мне компанию? Думаю, будет интересно.
Ректор кивнул.
Саша вывел толпу из вокзала на улицу и сел в экипаж вместе с Гогелем, Альфонским и Склифосовским.
Студенты еще пару раз прокричали «ура!» вслед.
Саша не узнавал родного города: деревянные дома в один-два
Только иногда полузнакомый силуэт церкви.
Большая деревня!
Ближе к центру появились особняки за каменными и коваными заборами, и магазины с вывесками. Из садов доносился запах сирени и последних отцветающих яблонь.
На Тверском бульваре солнце светило сквозь листву лип, отбрасывая на дорогу кружево теней, и прогуливалась хорошо одетая публика. Они свернули направо, в Богословский переулок.
Миновали белую церковь века семнадцатого с розовой классической колокольней. Справа вырос двухэтажный деревянный дом. Экипаж остановился, и они спустились на землю.
Склифосовский повёл на второй этаж.
Открыл дверь в лабораторию.
Саша сразу обратил внимание на клетку с морскими свинками и термостат у стены.
Гогелю и Альфонскому хозяин предложил сесть, а Саша подошел к прибору.
Он представлял собой небольшой металлический шкаф на ножках. Под шкафом располагалась газовая горелка, сверху торчали термометры, а с боков защищал войлок. Термометры показывали 37 градусов. Ну, да, температура человеческого тела.
— Здесь двойное дно и стенки, — объяснил Николай Васильевич, — а в зазоре — вода, которую нагревает пламя.
И он открыл дверцу.
В коробках на двух полках стояла дюжина пробирок.
— Вот эти, Ваше Высочество, — сказал Николай Васильевич и вынул две штуки.
В пробирках были хорошо видны морщинистые шарики желтоватого цвета.
— Мясной бульон с желатином, яичным желтком, и картофельной мукой, — сказал Склифосовский. — Мы их не сразу заставили расти. Любят влагу и темноту.
— Вы их видели в микроскоп?
— Конечно, — кивнул Склифосовский. — С ними сложно, но мы научились их окрашивать: сначала синим, потом коричневым.
Микроскоп, тот самый, который Саша подарил Николаю Васильевичу в прошлом году, стоял рядом на столе.
— Старый знакомый, — улыбнулся Саша.
— Спасибо вам! — сказал Склифосовский.
— Это вам спасибо, а я просто не ошибся.
Препарат был готов, и Саша посмотрел в окуляр.
Синеватые палочки были едва видны и скорее напоминали штрихи от шариковой ручки, но разглядеть можно.
— Аркадий Алексеевич, посмотрите! — предложил Саша.
Ректор прильнул к микроскопу.
— Это бактерия туберкулеза? — спросил он.
— Да, —
— А свинкам это вводили? — спросил Альфонский.
— Да, — кивнул Склифосовский, — конечно. Две уже издохли. Типичная картина бугорчатки. Иначе я не стал бы вызывать великого князя сюда.
— Как-то всё буднично, — заметил Саша. — Здесь должны греметь фанфары и петь хор. Аркадий Алексеевич, вы понимаете при чем мы присутствуем?
— Видимо, не совсем, — осторожно ответил ректор.
Саша обнял старого профессора.
— Кто доказал, что Земля круглая?
— Аристотель, — сказал ректор. — Точнее шарообразная.
Саша усмехнулся.
— Представьте себе лунное затмение, рядом с нами стоит Аристотель, показывает тень Земли на Луне и говорит: «Друзья мои, а Земля-то круглая». Вот при чем мы присутствуем!
— Это сделали вы, — улыбнулся Склифосовский.
— Да, ладно! — сказал Саша. — Пифагор предположил, что Земля — шар, гораздо раньше Аристотеля и был осмеян.
— Мне тоже досталось, — заметил Николай Васильевич.
Саша обнял бывшего учителя.
— Простите, что я вас во все это втравил! Что вы думаете относительно тайного советника?
— Для меня? — не поверил Склифосовский. — Но это же генеральский чин!
— Понимаю, — вздохнул Саша, — не выбью канцлера. Если уж Аркадий Алексеевич не вполне сознает, что произошло, что мы от папа хотим? Он совсем ничего не смыслит в медицине.
— Мы в «Ланцет» пишем? — улыбнулся Склифосовский.
— Мы на Демидовскую подаем, — сказал Саша. — А «Ланцет» к нам сам приползет. Мы пишем во все наши медицинские издания, в «Британский медицинский журнал» (они нас печатали, так что надо почтить вниманием), в Париж и в Вену, чтобы забить приоритет.
— В «Московскую медицинскую газету», — предложил Альфонский.
— Это обязательно, — согласился Саша. — И в «Военно-медицинский журнал». Николай Васильевич, вы их сфотографировали?
— Не получается, — вздохнул Склифосовский, — очень бледно. Только зарисовал.
— Ладно, что-нибудь придумаем, все равно надо прокричать. Теперь надо взять материал от умершей свинки и попытаться из него вырастить колонию бактерий, а потом ввести здоровому животному. Чтобы уж нам совсем нечего было возразить.
— Хорошо, — кивнул Николай Васильевич.
— А потом будем искать лекарство, — заключил Саша.
Они простились с Николаем Васильевичем, спустились вниз и сели в коляску.
Ректорский дом располагался в переулках за университетом на Моховой. Это было темно-красное двухэтажное здание с белыми наличниками вокруг окон и белыми пилястрами.