Царь нигилистов 5
Шрифт:
— О войне, которая сейчас идёт, — объяснил папа.
И кивнул дяде Косте.
— Император настаивал на нашем участии в боевых действиях против Австрии, — продолжил Константин Николаевич, — но я сказал, что России сейчас нужен покой. Он высказал мысль, что не будет ли полезна у нас война, чтобы дать другое направление народным страстям, возбужденным крестьянским вопросом.
— Только не это! — сказал Саша. — Война может вначале отвлечь внимание от внутренних проблем и вызвать патриотический угар. А потом? Если это затянется? Когда гробы пойдут?
— Мы не вступили
— Слава богу! — воскликнул Саша.
Австро-Итало-французская война началась 15 апреля по юлианскому календарю. Саша не обратил должного внимания на эту далёкую новость.
Ну, да! Он обсуждал Торквато Тассо с Жуковской. И примерно в это же время пришло известие о взятии Ведено.
Дядя Костя продолжил рассказ:
— Чтобы сломить влияние Англии, Наполеон III предлагал противопоставить ей континент единый и нераздельный, состоящий из сильной России, сильной Франции и полу сильной Пруссии со слабой Неметчиной посредине, которую мы вдвоем с Францией всегда можем заставить быть с нами заодно. Он заметил, что в ослаблении Австрии заинтересованы и Франция, и Россия, ибо «первая распространится на юге до Италии, а Россия возвратит себе историческое достояние Галицию или старое Галичское княжество».
— А зачем нужно ослаблять Англию? — спросил Саша.
— Потому что она слишком сильна, — сказал папа. — В Европе должно быть равновесие сил.
— Как бы нам с Англией не пришлось объединяться, когда немецкие княжества сольются в единый Рейх, — заметил Саша.
— «Когда»? — переспросил царь. — Не «если»?
— «Когда», — кивнул Саша. — Думаю, это неизбежно.
— И скоро? — спросил папа.
— Думаю, у нас лет десять-пятнадцать.
— За тобой надо записывать, — усмехнулся дядя Костя.
— Записывай, — сказал царь. — Потом посмотрим.
— Хорошо, — кивнул Константин Николаевич. — Десятого декабря в Тюильри мы простились с Наполеоном, потом был обед у Киселёва, а вечером — на чугунку.
— Графа Киселёва? — переспросил Саша. — Нашего посла во Франции?
— Да, — кивнул папа.
— Ехали всю ночь и полдня, — продолжил дядя Костя. — Что довольно тяжело. Пили кофе в Лионе, завтракали в Авиньоне, приехали в Марсель одиннадцатого декабря в половине четвертого и на «Рюрике» отправились в Тулон. Через два дня вернулись в Виллафранку. А 17-го погрузили вещи на «Громобой» и пошли в Геную, где в королевском дворце завтракали с сардинскими господами. Потом снялись с якоря и пошли вдоль итальянского берега. Была чудесная ночь.
— На юг? — спросил Саша.
— Да, в Палермо. Были там на третий день. Я встал в 6 часов и в сумерках первый увидал мыс Монте-Пеллегрино, мыс Капо-Галло и маяк на нём, и мыс Монте-Зафферано. Все знакомые места. Жаль, что погода была серая и впечатление не то. Выехал лоцман и поставил нас в гавани фертоинг подле «Баяна».
— Фертоинг? — спросил Саша.
— На два якоря, — объяснил дядя Костя. — Тогда судно, разворачиваясь под действием ветра или течения остаётся между якорями. Было очень тесно, так что мы стояли прямо против маяка. На фрегате позавтракали и в 12 часов съехали на берег и поехали в Оливуццу. Там новые пристройки.
— Ты был там раньше? — спросил Саша. — Что за Оливуцца?
— Да, — кивнул Константин Николаевич, — тринадцать лет назад, когда навещал Маменьку, твою бабушку, которая лечилась тогда в Палермо.
— Оливуцца — это пригород Палермо, — объяснил папа, — там вилла княгини Бутеро, в девичестве Варвары Шаховской, где жила Мама с твоей тётей Олли.
— Там в саду растет все, что есть в Италии: олеандры, пальмы, бамбуки и густые кусты мимоз, а на клумбах — фиалки и розы, — добавила тётя Санни. — Оттуда через цветы и зеленые газоны видно маленькое возвышение со стоящим на нем небольшим храмом, а по правую руку синеет море.
— И любимая скамейка Мама по-прежнему стоит под кипарисом, — добавил дядя Костя. — Хотя сад значительно улучшился. В Палермо мы встретили и Рождество, и Новый год, и Крещение.
— А 2 февраля мне исполнилось 9 лет, — встрял Никола.
— Да, — кивнул дядя Костя. — Была обедня на «Громобое». Там же позавтракали и отправились на террасу маяка смотреть съемку с якоря «Палкана» и «Медведя». В начале февраля сицилийцы вдруг взбеленились, что у нас слишком много судов, так что «Медведя» и «Палкана» пришлось отослать в Мессину.
— А вечером был фейерверк, — добавил Никола.
Кораблей Саша насчитал по названиям восемь и не был уверен, что это все: «Медведь», «Палкан», «Ретвизан», «Рюрик», «Громобой», «Баян», «Синоп», который дядя Костя «навещал» в Мессине, и «Цесаревич», который ждал на Мальте. «Я список кораблей прочёл до середины». И подумал, что Герцен до сих пор не тиснул про дядю Костю статейку в раздел «Августейшие путешественники» только из уважения к его прогрессивным взглядам. А, если бы где-нибудь, скажем, в Париже нашлась консервативная вольная русская типография, дяде Косте бы мало не показалось. «Великий князь Константин Николаевич на восьми кораблях осматривал достопримечательности».
Бедных сицилийцев можно было понять. Приезжает русский великий князь любоваться красотами и тащит с собой целую вооруженную до зубов эскадру. Нет, он, конечно, вежлив, обходителен, хорошо говорит по-французски, но всё же дискомфортно как-то, да и гавань тесная.
— Тогда уже все говорили о войне, — заметил Константин Николаевич, — но думали, что она начнётся в марте. Скоро мы ушли в Мессину, надеялись застать карнавал. Маски были на улицах, но глупо и не живо. Снялись с якоря и пошли в Сиракузы.
В Сиракузах Константин Николаевич работал туристом вполне в стиле 21-го века. А в начале марта вместе с эскадрой вошёл в Неаполитанский залив.
— Была чудная погода и чудный вид. В 4 часа встали на якорь в военной гавани. Саш, а Неаполь в какой стране?
Глава 8
— В Италии, — машинально ляпнул Саша, — точнее… с учётом того, что Италии нет…
Попытался представить на карте.
— Папская область, — предположил он.
Никола прыснул со смеху.