Царь нигилистов
Шрифт:
Это было не совсем обычно, но он был благодарен. Голова еще здорово кружилась для путешествия в туалет.
Китти полила ему на руки. Слишком маленькие для пятидесятилетнего мужика почти баскетбольного роста. Непривычные какие-то руки.
Ладно! Саша пока задвинул эту мысль куда подальше. Пожрать было актуальнее.
— Китти, а где мыло? — нагло спросил он по-английски.
«Няня» посмотрела не менее удивленно, чем официант, но мыло принесла.
Оно было травянисто-зеленого цвета, имело форму параллелепипеда, пахло оливками
Мылилось вполне современно. Так что Китти израсходовала всю воду.
Подала полотенце.
Саша никогда таких не видел. Похоже на кухонное: белое, льняное. Зато с кружевной оборкой по краям и гербом в центре, а на гербе — красное животное с крыльями, золотым щитом и золотым же мечом. Первая ассоциация: червленый лев.
Но нет, у льва морда другая, и крылья, вроде, лишние.
— Грифон? — спросил он у Китти.
Та радостно закивала, а Иван Васильевич заулыбался.
Почему грифон? Если они имеют в виду, что это дворец русского императора, то двуглавый орел должен быть. Разве нет?
Если бы Саша был знатным заклепочником, он бы давно разоблачил эту банду реконструкторов. Наверняка ведь где-то прокололись!
Но заклепочником он не был, вообще никаким. А ролевик — не реконструктор. Тем более, бывший ролевик.
Наконец, ему подали бульон, который даже не совсем остыл. Он был наваристым, прозрачным как слеза и даже с приличным куском курицы. Правда без пряностей, что представляло из себя некоторый облом. Саша всегда любил пищу поострее.
Ладно! У чеснока, конечно, запах не придворный.
— Супер! — сказал Саша, полностью опорожнив тарелку. — Я бы, конечно, добавил перца, чеснока и укропа, но все равно отлично. Вы меня просто спасаете!
И правда голова почти прекратила свою карусель и встала на место. Чего нельзя сказать о мозгах.
Потому что он услышал свой голос. Точнее почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы понять, что с голосом что-то не так: он был совершенно мальчишеским, едва начавшим ломаться.
Искажение восприятия? Как при ковиде, когда клубника может иметь вкус бумаги и пахнуть, как деготь? Есть болезни при которых искажается слух?
— Иван Васильевич, а что со мной было? — спросил он.
Врач махнул рукой слуге и Китти, чтобы они ушли, и только тогда ответил:
— Лихорадка.
— Иван Васильевич! Лихорадка — это ни о чем! Какая лихорадка? Денге? Тропическая? Грипп?
— Нет, — сказал лейб-медик. — Но название вам вряд ли что-нибудь скажет, Ваше Высочество. Это meningitis.
— Какая экзотика! Тогда меня надо поздравить с тем, что жив. Странно, у меня прививка, вроде. Но это не точно. Иван Васильевич, при менингите бывают искажения слуха?
— Бывает потеря слуха. Вы заметили что-то странное, Ваше Высочество?
— Да, мне кажется странным собственный голос.
— Болезнь еще недостаточно
— Как и все болезни мозга, наверное. Сколько времени я был без сознания?
— Трое суток.
— Серьезно. Иван Васильевич, но, если это менингококк, вы же должны мне давать лошадиные дозы антибиотиков. Где? Один бульончик! Ну, да! Еврейский пенициллин. Но как-то маловато для менингита. И даже без чеснока!
— Ваше Высочество! Можете чуть помедленнее! — взмолился врач. — Что такое «менингококк»?
— Ну, кто из нас врач! Возбудитель менингита естественно! Бактерия. Или у меня был вирусный менингит?
— Вирусный? То есть ядовитый?
— Почему «ядовитый»?
— Потому что «вирус» по-латыни «яд».
— Да? Не знал. Учил же латынь в универе! Но потом почти не пользовался. Не нужна была. В общем, позор на мою седую голову! Вирус — это одна днк в оболочке, без цитоплазмы. Мельче бактерии.
— Может быть, протоплазмы?
— Я не биолог, Иван Васильевич. Так что могу ошибаться, но, вроде цитоплазма — это все, кроме оболочки и ядра.
— А что такое «антибиотики»?
— Ну, ей богу! Противомикробные препараты естественно: пенициллин, ампициллин, азитромицин.
— «Пенициллин»… вы второй раз это слово произносите.
— Да, старое лекарство, конечно. Но, вроде, еще применяют.
— Это как-то связано с грибами?
Саша пожал плечами.
— Да, вроде из плесени делают.
За дверями послышались голоса, которые Саша идентифицировал как женский, юношеский и детский, и в комнату, шурша шелками вошла дама лет тридцати в сопровождении подростка лет пятнадцати и мальчика лет десяти-одиннадцати.
Дама была не то, чтобы красива, но очаровательна и очень изящна. Тонкое, чуть удлиненное лицо, тонкая талия, покатые плечи, скрытые бледно-золотистой тканью с переливами, которую Саша про себя назвал «атлас», хотя не был вполне уверен. Темные волосы собраны на голове в сложную прическу. Легкий румянец на щеках и словно прозрачная кожа. Широкие рукава, отделанные кружевом, юбка с кринолином и запах духов.
Мальчишки были под стать этой сказочной принцессе. Тот, что постарше, стройный, с правильным лицом и зачесанными набок темно-русыми волосами, был одет в мундир с двумя рядами серебряных пуговиц и воротником стоечкой, без эполетов, зато с погонами. Младший в похожем мундире, но не такой породистый, казался уменьшенной и растолстевшей копией первого.
— Ваше Императорское Величество! — с поклоном сказал лейб-медик и пододвинул гостье стул, который тут же был полностью погребен под кринолином.
И поклонился мальчишкам.
— Ваши Императорские Высочества!
Старший из «высочеств» важно кивнул, младший почти не отреагировал.
Дама взяла Сашу за руку и стало очень быстро говорить по-французски. Прикосновение было теплым, нежным и будоражило, но из ее монолога он не понял ничего, кроме своего имени. «Величество» называло его «Саша».