Царь
Шрифт:
– А тебя, – он прямо посмотрел ей в глаза, – я вижу в будущем моей законной супругой.
– Не дури, – покачала герцогиня головой. – Мы любим друг друга, но политика не прощает чувств, идущих поперек разума.
– Мне уже тридцать три года. И если честно, возводить на престол гнилую кровь Габсбургов я не желаю. Это глупо! Взять и своими руками отравить свой род, оставив потомкам недееспособных монархов на престоле.
– Слушай, дай ей шанс. Тем более что с твоим здоровьем тридцать три года не так много.
– Возможно, – усмехнулся Петр. – Но через несколько лет я хочу предложить Земскому собору провозгласить Россию империей. А Императору нужна не просто супруга, а Императрица.
– Но она умна.
– Это не тот ум, Анют. Высокая литература, тонкая духовность и прочая ересь…
– И все же – я прошу тебя – дай ей шанс. Я приложу все усилия, чтобы помочь ей встроиться в наш тесный коллектив. И нашу модную монашку подключим, та всегда за любой кипеж кроме голодовки. А уж наставить на путь истинный закомплексованную и зажатую девицу – ее прямая обязанность как духовного лица.
– Зачем это тебе? – нахмурившись, поинтересовался Государь.
– А ты думаешь, я горю желанием стать Императрицей? – грустно усмехнулась Анна. – Мне и сейчас герцогиней очень непросто приходится. Дочь плотника… ай-ай-ай… как я посмела?! Правда, до игнорирования и открытого неуважения старые роды, конечно, не опускаются, но, поверь, ненавидят меня люто. Дай им шанс, и меня повесят на первой же осинке. Да и к Владимиру из-за меня отношение тоже натянутое. Ты хочешь, чтобы его отравили? И это у нас – в России, где ты смог серьезно встряхнуть вековую пыль аристократической спеси. Про Европу и говорить не стоит. Даже Иосиф, весьма прагматичный мужчина, и тот с трудом со мной общался. Они не могут мне простить происхождения.
– Но ты нужна мне. Понимаешь? Кто еще прикроет мне спину, кроме тебя? Или ты хочешь оставить меня один на один с этим клубком гадюк и тарантулов?
– Я не отказываюсь. Если ты скажешь, что надо, то так тому и быть. Но дай Маше шанс. Она лучше меня подходит на роль первой Императрицы и вызовет меньше возмущений. Понимаю, что рудники Новой Земли смогут переварить любое количество высокородных идиотов, но зачем до этого доводить?
– Хорошо, – после минутной паузы произнес Петр. – Я дам ей шанс. Но только ради тебя.
– Спасибо, – максимально ласково произнесла герцогиня, улыбнулась и нежно поцеловала Государя. Впрочем, на это никто не обращал внимания. Все были заняты паровозом и делились впечатлениями.
Глава 2
25 июня 1705 года. Москва. Преображенское
Торжественный прием делегации могущественного шотландского клана Дугласов прошел вполне обыденно. Пошаркали ножками, растекаясь красивыми словами, и вкусно покушали, выпили, наслаждаясь приятной музыкой, к слову, совершенно непривычной для европейцев тех лет, но уже вошедшей в моду среди аристократии России [42] .
42
Петр старался по памяти восстановить лучшие музыкальные композиции, что нравились лично ему… и эта затея дала свои плоды, породив не только моду на такие песни и музыку, но и породив целую референс-школу, стремящуюся подражать этому стилю.
И так пару дней кряду.
Шотландцев водили по наиболее примечательным объектам из числа новинок. Показывали храм Святого Петра на Соборной площади, которая продолжала украшаться и отделываться. Демонстрировали работу монетного двора, полностью перешедшего на механизацию. Нескольких иных предприятий, вроде стекольной и ткацкой
– Но зачем? – спросила Анна, когда узнала об этой прихоти царя.
– Это важный элемент воспитания подрастающих поколений. Все познается в сравнении. Поэтому, чтобы оценить, сколь многого мы добились, нужно всегда помнить о том, с чего мы начинали.
– Логично, – кивнула герцогиня, – но зачем его реконструировать?
– Там много державных зданий. Это все лишнее. Их там быть не должно. Я мыслю так, что стены я приведу к некоторой стилизации военной. Общество военно-исторической реконструкции заведу, дабы в доспехах древних бегали да потешные бои учиняли для развлечения зрителей. Кроме того, поставлю там большой музей, галерею художественную с картинами да скульптурами, а также огромную усыпальницу монаршую – мавзолей. Само собой – декоративную: со скульптурами, прогулочными коридорами и прочим, дабы обыватели могли ознакомиться с правителями России и их успехами.
– А сам где сядешь? – усмехнулась Анна. – Все в дворце Преображенском? Мал же он безмерно.
– Мал. Поэтому я решил в Замоскворечье остров искусственный делать. Канал прокопаю, отрежу приличный кусок земли да обустрою его. Превращу в натуральный сказочный дворец: высокие башни, просторные залы, глубокие подвалы. Строить его, правда, придется довольно долго. Но да не страшно. Лет за тридцать-сорок управлюсь.
Вот к котловану с обширными строительными работами на месте новой царской резиденции шотландцев и сводили. Для пущей проформы, ибо масштаб поражал даже после Соборной площади. Но и на этом не остановились, перейдя к более экзотичному увеселению вроде катания на воздушных шарах и демонстрации парашютных прыжков учениками Преображенской школы воздухоплавания.
Лишь поздно вечером третьего дня Джеймс Дуглас был приглашен в рабочий кабинет Петра для приватной беседы. Впечатлений он набрался. Первичный стресс прошел. Можно и о делах поговорить.
– Добрый вечер, дорогой друг, – поприветствовал Джеймса царь, рукой указывая ему на кресло.
– И вам здравствовать, ваше величество, – кивнул Дуглас, присаживаясь. – Полагаю, настало время обсудить предложение герцогини?
– Верно. Не будем лукавить, положение Шотландии катастрофично. И мне это не нравится. В моем окружении много шотландцев, служащих мне честно и добросовестно. Их боль – моя боль. Я должен предпринять хотя бы попытку спасти вашу замечательную страну.
– Вы думаете, что все так плохо?
– Не удивлюсь, если все еще хуже, – со вздохом отметил Петр. – Несколько лет назад хитроумный правитель Англии Вильгельм смог придумать, как нанести непоправимый ущерб финансам Шотландии, дабы поставить ее на колени. – Петр блефовал, так как не знал наверняка, но проверить его слова не имелось никакой возможности, да и желания; ведь ложились они на весьма благоприятную почву. В Шотландии последние годы увлеченно искали крайних, не желая признать собственную вину в разгоревшейся трагедии. – Англичане хотели нанести вам удар, от которого вы уже не оправитесь. Это позволило бы Шотландии самой упасть им в руки, словно перезрелый плод.