Царь
Шрифт:
— Это над кем же?
— Да хоть над Михаилом Романовым, знаешь, как она его назвала давеча?
— Как?
— Пентюхом хромоногим! Нет, государь, не могу я понять чего ты ей так много воли дал. Иной раз даже сомневаюсь…
— Тьфу, на тебя, Мелентий! Ты же не всю жизнь монахом был, должен понимать, что когда она родилась, мне отроду всего десять лет было. Ладно, давай о деле поговорим. Корнилий, давай сюда, тебя это тоже касается.
— Слушаю ваше величество, — поклонился Михальский, поравнявшись с нами.
— На днях в Литву пойдет очередное посольство, предложить ляхам перемирие и обмен с пленными. Ты честной отец поедешь с ними, а ты стольник со своими головорезами тайком следом пойдешь. Как
— Королевич все-таки идет на Москву? — нахмурился литвин.
— Похоже на то.
— Это плохо, у вашего величества слишком мало сил. Вы очень много вложили в Восточный проект.
— Я знаю, но это было необходимо.
— Когда посольство то тронется? — спросил монах.
— Через пару дней. Я сразу же прикажу Романову перекрыть все заставы, но вы все же помалкивайте. Если надо чего, говорите.
— Серебра бы, — помялся Мелентий, — я чай не патер, чтобы мне на исповеди все рассказывали.
— Да, деньги нужны, — поддержал его Михальский, — только это должны быть не монеты вашего величества которые так ловко чеканит этот рижанин.
— Верно, тут ефимки надобны, или дукаты!
— Будут вам талеры, — скупо улыбнулся я, — чай не всю рижскую добычу пропили.
Договорив, я пришпорил коня, и помчался впереди растянувшейся кавалькады. Мой телохранитель был кругом прав, я действительно много сил и средств вложил в компанию по торговле с Персией. Причем, отдачи пока видно не было. Но начинать было нужно, и я ввязался в этот проект как в военную кампанию. Первым делом были один за другим восстановлены разрушенные за время Смуты волжские городки-крепости Самара, Царицын, Саратов и построены новые. Денег и войск для гарнизонов ушла просто прорва, тем более что строительство каждого приходилось сопровождать военной экспедицией против осмелевшего ногайского хана Иштярека. Кстати, большой вопрос получилось бы с ними справиться, если бы не калмыки, ударившие Большой Ногайской орде в спину. Калмыцкие тайши расселившиеся со своими родами в приволжских степях охотно вступили в мое подданство, хотя я грешным делом подозреваю, что принесенная ими шерть [11] ничего для кочевников не значит. Но как бы то ни было, а торговля по Волге оживилась, поскольку купцы стали куда меньше тратиться на охрану. Следующим шагом была посылка большого посольства в Персию на предмет заключения торгового договора. Когда я вспоминаю, сколько пушнины, денег и драгоценностей увезли послы, мне становится дурно. Кстати, интересный момент, посольство формально русско-шведско-мекленбургское, а вот денежки на него тратил только я, надеюсь, это все окупится. Пока же никаких вестей из Исфахана [12] нет, а несколько тысяч хорошо вооруженных боярских детей, стрельцов и пушкарей сидят по волжским городкам, охраняя пока еще не мою торговлю. Правда, это еще не все траты: нанятые в Голландии корабелы, уже строят в Казани первую галеру для будущего Каспийского флота. Приставленные к ним русские дьяки, мастера и плотники должны научится для начала хотя бы копировать то что получится, а там видно будет. Если дело выгорит, то флот у России появится на сто лет раньше. Поначалу была мысль строить корабли силами русских мастеров с Белого моря, но поразмыслив, я пришел к выводу, что карбасы предназначенные для плавания во льдах северных морей не слишком подходят для жаркого Каспия.
11
Шерть — присяга кочевников.
12
Исфахан —
События, происходящие в далекой варварской Московии, были мало кому интересны в Европе, по полям которой уже разносился запах пороха. Волнения в Чехии беспокоили Вену куда больше чем вести с окраины цивилизованного мира. Находились, впрочем, люди легкомысленные с восторгом рассказывающие друг другу небылицы о герцоге страннике, завоевавшему престол в далекой стране и имя его было даже популярно среди молодежи и любителей галантных историй. Одним из таких людей был молодой дворянин Вольдемар фон Гуттен недавно принятый на службу к совсем уже одряхлевшему императору Матвею. Вообще, старик не слишком любил новые лица рядом с собой, но новый камер-юнкер ему чем-то понравился. Возможно тем, что его болтовня помогала императору отвлечься от мрачных мыслей.
— И тогда, ваше величество, мекленбургский герцог соблазнил несчастную русскую царицу. Бедная женщина была столь поражена мужскими достоинствами Иоганна-Альбрехта, что на коленях умоляла его жениться на ней и забрать ее царство в приданое.
— Что вы несете фон Гуттен, — не выдержал этой дичи кардинал Клезель, — всем известно, что Великий герцог Мекленбурга женат на сестре шведского короля Густава Адольфа.
— Как вы не знаете? — ни мало не смутился молодой человек, — да ведь у диких московитов принято многоженство! Да, именно поэтому славящийся своим сластолюбием Иоганн-Альбрехт и отправился в эту варварскую страну.
— Какой вздор! — фыркнул кардинал, — они все же христиане, хоть и приверженцы схизмы.
— Помнится вы, ваше преосвященство, говорили нам, что где бы не появлялся герцог-странник, там немедленно беременеют женщины. — Проявил, наконец, интерес к разговору, кутающийся в шубу император.
— Да ваше величество, это за ним водилось, — поклонился Клезель, — однако его любовные похождения не имеют никакого отношения к россказням фон Гуттена, — он по-прежнему женат на Катарине Шведской.
— Да как же не имеют, — развязано воскликнул камер-юнкер, — а как он стал царем, лишив престола царицу Марину?
— Никто из здравомыслящих людей не считал фрау Мнишек царицей ни одного дня. А мекленбургского герцога русские выбрали царем за услуги, оказанные им в борьбе с поляками.
— Как вы сказали, русские?
— Да ваше величество, его титул теперь звучит как "царь всея Руси", что можно перевести как "цезарь всех русских". Кстати, ни в Швеции, ни в Мекленбурге, ни в самой Московии сейчас не принимают верительные грамоты, если там нет этого титула.
— Представляю, как бесятся поляки, — забулькал старческим смехом Матфей. — Кстати, а в новой стране он не оставил своих привычек? Ну, брюхатить всех встречных женщин?
— Разумеется, нет, — пылко вскричал фон Гуттен, — вряд ли странника можно назвать отцом отечества, но то что он отец многих своих подданных это несомненно!
— Помолчите Вольдемар, — прервал его красноречие император, нам нужно обсудить с его преосвященством важные вещи.
— Я буду нем как рыба!
— Вы что-то говорили в связи с польскими делами короля Богемии?
— Да, ваше величество, он и ваш брат, хотели бы заручиться помощью короля Сигизмунда. Он добрый католик и мог бы оказать им поддержку в борьбе с протестантами. Однако сейчас поляки планируют поход на Москву, с тем, чтобы вернуть престол Владиславу.
— Как вы думаете, мой друг, каковы их шансы?
— Надеюсь никаких!
— Надеетесь? — удивился император.
— За Иоганном-Альбрехтом, когда-то гонялся священный трибунал, но он обвел их сыщиков вокруг пальца, как младенцев, хотя сам был еще безусым юнцом. Поэтому даже если их поход увенчается успехом, герцога они не захватят, а его возвращение в Германию принесет множество проблем.