Царь
Шрифт:
— Что тебе Пьер?
— Сир, если вам и впрямь придет в голову блажь выбирать невесту, постарайтесь не остановить свой выбор на княжне Аграфене Сицкой.
Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за моей спиной, как будто отрезав тяжелораненого Мелентия от мира живых. Я невольно поежился от пришедшего в голову сравнения и бессильно опустился на стоявшую вдоль стены скамью.
— Что с тобой, государь, — перепугался терпеливо дожидавшийся меня Вельяминов, — может лекаря кликнуть?
— Не надо, Никита, все в порядке со мной, — покачал я головой, — да и он сейчас иным делом занят, более важным.
Скептическое выражение лица окольничего красноречиво
— Федьку кликнул?
— Панина — то? Уже рыщет со своими драгунами. Может и сыщет чего, только…
— Что только?
— Да может, его под Смоленском ранили.
— Это вряд ли, Мелентий наш хоть и силен, а такого путешествия бы не выдержал. Да и где его провожатые? Одного бы Корнилий не отпустил.
— А может татары?
Вопрос был резонным. С тех пор, как меня выбрали царем, не было ни одного лета, чтобы крымцы или ногаи, а иной раз и те и другие вместе, не ходили в набег на наши земли. Обычно их отряды не забирались так далеко, но, по крайней мере, дважды их разъезды появлялись и под Москвой. Когда это случилось в первый раз, я рассвирепел и бросился в погоню за налетчиками. Люди более опытные в таких делах, разумеется, пытались удержать своего не в меру активного царя, но где там. Я же военный гений, блин! Гроза датчан, поляков и всех кого поймаю…. Как и следовало ожидать, ничего хорошего из этой затеи не вышло. Легкоконная орда просочилась как сухой песок между пальцев, а я лишь понапрасну гонял свое бравое воинство. Нет, ну пару десятков татар мой верный Корнилий со своими кромешниками все же изловил и даже у какой-то не слишком большой банды отбил полон, но на этом успехи кончились. На другой раз, я, наученный горьким опытом, поступил умнее — послав Михальского. Правда подчинить ему всю поместную конницу не удалось, тут бояре и воеводы стали насмерть. Но литвин ухитрился обойтись выделенными ему силами, вырезав своей хоругвью целый табор ногаев, а два других, заманить под удар дворянской конницы. Ходили слухи, что руководивший набегом Кантемир-бей, сам едва улизнувший в тот раз, поклялся жестоко отомстить за нанесенное ему поражение. Но тут, как говорится, сам поклялся — сам пусть и отдувается. Так что версию с татарами, нельзя было сбрасывать со счетов, но, поразмыслив, я покачал головой.
— Нет, Мелентий не из лука ранен. Не похоже не татар.
— Мало ли пистолей ладят в туретчине?
— Ладно, чего гадать. Посмотрим, что Федор найдет, тогда и думать будем.
Панин появился к вечеру, и его сразу проводили ко мне, не дав даже умыться и переодеться. Сняв с головы запыленную шапку, он поклонился и начал доклад:
— Нашел, великий государь, в десяти верстах от Донского монастыря их переняли. Мелентий и его провожатые видать таиться перестали, да и попали в засаду.
— Много ли провожатых с ним было?
— Четверо, государь. Двоих сразу ссадили, за остальными гнались потом. Они погоню за собой увели, чтобы отца Мелентия спасти.
— Вот как?
— Он в роще схоронился, да и ушел.
— Кто же его подстрелил тогда?
— Того не ведаю, но думаю его сразу ранили.
— Что с остальными?
— Догнали, — махнул рукой ротмистр. — Тела только худо спрятали. А своих увезли.
— Почему так решил?
— Следы, — пожал плечами Федор. — Троих Корнильевы ратники ссадили, пока их постреляли из самопалов.
— А куда злоумышленники девались, тебе следы не подсказали?
— Известно,
— Ты уверен?
— Уверен. Через (?) ворота.
— А сколько их было?
— Не менее двух десятков.
— Такой ватагой немногие ездят, — задумчиво протянул я, — на воротах должны были запомнить.
— И даже записали, — усмехнулся Панин и подал свернутый в трубочку свиток.
Внимательно прочитав, я недоуменно поднял на него глаза.
— Тут нигде нет, двух десятков конных?
— Вот тут, — пояснил ротмистр, ткнув пальцем в список.
— Телеги, а с ними провожатые?
— Ага, караульные на воротах подивились, дескать, возы мужицкие, а провожатые по виду холопы боевые.
— А чьи, они не поинтересовались?
— Так вот, — снова ткнул Федор.
— Телятевский с двумя ратными? Хм, а ведь он тебе сосед по поместью, не так ли?
— Верно, и я такого и не упомню, чтобы при нем челяди меньше десятка было.
— Доказательств маловато…
— Прикажи сыск учинить, государь, будут и доказательства.
— Сыск говоришь…
Легкий ветерок лениво шевелил стяги и бунчуки подошедшего, наконец, к Смоленску королевского войска. Блестели на солнце великолепные латы гусар и прочих богатых панов, составлявших главную ударную силу армии Речи Посполитой. Чуть менее броско, но тоже весьма внушительно выглядели хоругви литовской шляхты. Немецкие наемники на их фоне были и вовсе скромниками, не говоря уж о реестровых казаках и гайдуках. Но все вместе они являли собой зрелище величественное и пугающее. По крайней мере, так полагал главнокомандующий этими силами королевич Владислав Ваза, горделиво оглядывавший свое воинство. Вокруг королевского сына собралась блестящая свита, состоящая из представителей лучших родов королевства Польского и великого княжества Литовского. И все они, как один, осыпали королевича комплиментами по поводу мощи и бравого вида его армии. Владислав благосклонно внимал всем этим славословиям, время от времени поглядывая в подзорную трубу на город, как будто надеясь, что засевшие там смоляне и московиты одумаются и сдадутся, не рискнув противиться неодолимой силе. Увы, сидящие за крепкими стенами варвары не захотели внимать голосу рассудка и не стали высылать парламентеров с белым флагом. Что же, тем хуже для них!
— Пан гетман, — звонким голосом спросил он у невозмутимо взирающего на все это Ходкевича, — как вы думаете, долго ли сможет продержаться Смоленск, против нашей армии?
— Шеин оборонялся от вашего царственного родителя два года.
— Однако, две осады подряд вряд ли благотворно сказались на стенах города.
— Может быть, но наши лазутчики докладывали, что московиты не теряли времени даром. И, похоже, они не ошиблись.
— Вы думаете?
— Я вижу, ваше высочество. Посмотрите вон туда. Там был пролом, сделанный при прошлой осаде, и в него же ворвались войска герцога мекленбургского.
— Да-да, а что это?
— На его месте теперь целый бастион.
— Но он, кажется, земляной?
— Нет, земля там только сверху, а на самом деле он из камня и кирпича. И на нем много славных пушек.
— Но ведь мой отец приказал вывезти большую часть артиллерии после взятия города.
— Верно, — оставался невозмутимым гетман, — и ваш мекленбургский кузен наверняка был ему за это очень благодарен.
— Право, пан гетман, вы несносны, — наморщил нос Казановский. — Не может быть, чтобы схизматики устояли перед таким войском как наше.