Царепадение
Шрифт:
Уролог, широкоплечий красивый южный мужчина с густой бородой, хлопнул Никиту по плечу и задержал руку.
– Снова ты размотать решил, – посмеялся он тихо с кислинкой. – Осадил так осадил.
Благодаря лёгкому акценту слова звучали мелодично. И Никита в ответ легко засмеялся.
– В могилу его свети хочешь, – продолжил уролог, оглянувшись и проверив, что главврач не шагал следом. – А до тех пор будешь ему занозой в заднице. Слышал, он и сам тебя так называл.
Пригревшись под рукой товарища, Никита чуть замечтался. Где-то там представил плевавшегося и
Никита глянул на Фархада; его постигла та же участь – хороший в терапии и рукастый хирург половину дня заполнял формы диспансеризации. Благо, не существовало силы, способной высосать из него врачебный талант. И стоило верить, что когда-нибудь ему представится шанс показать этот талант во всей красе.
– Оксана Филатовна, мне нужен Нашатырь и Амиодарон, – с командой вернулся в кабинет Никита.
– Ну нет Амиодарона, – протянула медсестра, оторвавшись от генеральной уборки. – И сказали, что не будет в ближайшее время.
– Надо. Найдите, – ультимативно, но без повышения голоса ответил врач. А когда Оксана Филатовна нахмурилась, опустил подбородок и посмотрел из-под бровей.
Тогда медсестра, бывшая лет на пятнадцать старше, хмыкнула и ушла, ловко обойдя замершего прямо у двери командира. Она немного проигрывала ростом Никите, была статной, едва уступала ему в ширине плеч, а из-за густых чёрных волос, приподнятых благодаря фену или иному инструменту, иногда и вовсе казалось выше него. Только тогда Никита задумывался, осторожничал, точно боялся получить от неё щелбан.
Вечером, на пути домой, к Никите обратился бродяга. Одетый не по сезону, многослойно, грязно, с крошками и каким-то ещё мусором в растрёпанной бороде мужчина скорчился на своей лежанке, одной рукой схватившись за грудь.
– Ты же доктор! Помоги! – голос звучал напряжённо, низко. Много спирта и сигарет превратили две голосовые складки в глиняные таблички, которые врезались друг в друга при каждом новом звуке, но всё никак не раскалывались.
– И как же ты догадался, что я доктор? – подошёл, подсел Никита на безопасном расстоянии. – Следил за мной?
– Да все знают. Сколько наших у тебя на приёме было.
Никита чуть скривил лицо, приподнял крылья носа, отчего пышные губы приняли форму зигзага. Таких вонючих людей у него точно не было. Хотя кто-то из них мог пахнуть и выглядеть не так отталкивающе. Тогда под подозрение сразу попадал не один десяток человек.
– И зачем мне тебе помогать?
– Так ты же клятву давал? – заканчивая возмущение, бродяга прикрикнул от боли.
– Гиппокампу?
– Да!
– Так я людям помогать обещал. А ты разве человек? Даже внешне не похож. Ещё и розочкой потом пырнёшь, знаю я вас.
– Да я тебя! – затянул угрозу больной, но остановился из-за очередного приступа боли. Вдавил руку в грудь ещё глубже, крик перешёл в мычание.
Ему
Но Никита и уходить не торопился. Наблюдал. Он хотел понять, как сильно может нажать на чашу весов человеческой жизни. Они то склонялись в сторону смерти, то возвращались к балансу.
– Эй, ты чё творишь?! – раздалось со стороны. Голос отдавал глиной. Неужели, друг подоспел на помощь?
По виду мог – такой же всесезонный и покрытый пылью, как старые трубы ржавчиной.
– У тебя телефон есть? – поднимаясь, спросил Никита.
– Чего? – задержал вопрос на большой нижней губе заступник.
– Скорую вызывай.
Резко развернулся и продолжил привычный путь Никита. Недолго он слышал перекрикивания бродяг. Простые дела удавались им очень непросто, в том числе и вызов скорой.
Телевизор помогал Никите расслабиться. Истории поверхностные и плохо снятые затягивали его уже через пару минут. Он даже не переключал их на ужасных псевдомедицинских сценах, которые, будучи студентом, яро презирал за неправдоподобность. Внутри косвенного сюжета двое врачей спрятались и поцеловались, ещё и так страстно, что у Никиты не осталось сомнений: пока он смотрит продолжение основного сюжета те ребята времени зря не теряют.
Что-то внутри дёрнулось. Он почувствовал неприятное, построил ассоциацию. Или болезненное. Из глубины поднимался пузырь, который вначале показался маленьким, но по мере приближения к голове оказывался всё больше. Великан! И Никита догадался о его содержимом лишь за секунду до схлопывания.
– Ну нахуя, – вырвались полные печали слова. Грубее, чем могли бы, но были чисты, потому что не требовали обработки для нежных ушей кого-либо.
Он вспомнил Ингу. Давно не вспоминал. Сериал, вероятно, виноват. Он уже поверил, что не осталось в сердце больше места нежности, что оно стало полноценной мышцей, а не сосредоточением чувств. Но нет, спустя тринадцать лет всё ещё находились ниточки, лёгкие содрогания которых заставляли чувствительную мышцу стучать чаще и печальнее. Он вернулся в прошлое, на первый курс института, когда был мальчишкой, когда едва проявились первые мужские черты, когда он думал о девушках постоянно и нежно.
В то прекрасное и ужасное время он познакомился с Ингой. Маленький курносый ангел сделал мальчишку счастливым, но только на короткий миг.
Обучение в медицинском институте, как оказалось, радикально отличалось от любого другого. А там, где находились схожести, профессура пыталась искоренить их. Во время лекции, прервав преподавателя одной из многих не очень нужных врачам дисциплин, ворвался декан. Не то, чтобы ворвался, вошёл грациозным, хоть и стареющим львом. Верхние пуговицы его рубашки расстегнулись, потому Никита, сидевший на первом ряду, запомнил нагрудные волосы с единичной сединой. Стоило ли это воспоминание места в памяти? Эти волосы? Этот человек вообще?