Carere morte: Лишенные смерти
Шрифт:
— Приняты повышенные меря безопасности…
— Напрасно! — Давид поймал себя на том, что излишне крепко стискивает ручки саквояжа с бомбой, и немного ослабил хватку. — Мы собрались для молитвы, а не для битвы. И — да: подобный прецедент был, когда Кармель Крас отказывалась от Дара. Никто из собравшихся тогда не пострадал.
— И в этот раз ты можешь обещать, что никто не пострадает?
— Мы помолимся вместе и примем снадобье, — голос Давида дрогнул. — И когда станет ясно, прощены мы или нет, мы поймём, есть у нас будущее, или нет.
— Если Гесси говорит загадками, верный знак:
— Асседи…
— Асседи упустил власть. Он сдался. У меня лежит текст его отречения… Земля Страха больше не принадлежит Арденсам, Гесси.
Давид вздохнул:
— Ты не представляешь, какой тяжкий груз снял с моей души этими словами!
Они вошли в Ратушу. Дверь захлопнулась, за ней остался напитанный запахами весны мир, и мечта о женщине с глубокими синими глазами, которая будет ждать охотника там… Впереди была встреча с Арденсами.
Восемнадцать человек сидело в креслах, поставленных кругом в большом зале Ратуши. Том самом, где год назад проходил Бал Макты. Все восемнадцать были в масках, полностью закрывающих лица, и серых плащах как у Карита, скрывающих богатую или бедную одежду.
Здесь было девятеро мужчин, пять женщин и четыре ребёнка. Самой младшей — восемь лет, самой старшей — восемьдесят. Все были похожи в одном: их кровь клокотала сейчас, как горячий источник.
Последние, незамеченные Мактой, Арденсы…
Герцогиня Рете, старейшая среди них, встала из кресла, когда Давид вошёл в зал, приветствуя Гесси, будто Короля. Асседи не поднялся. Давид узнал его, хотя Король, как и все надёжно укрылся за маской и плащом — узнал по рукам, неподвижно лежащим на подлокотниках кресла, по глазам в прорезях маски, по едва заметному наклону головы в качестве приветствия…
Помимо Короля и знатных господ, здесь были и простые люди: семья с двумя детьми и одинокий мужчина. Незнатное происхождение выдавали их манеры и тревожно-покорные взгляды, которые они бросали по сторонам, не понимая, в какую компанию попали. Где ж им знать, что полтораста лет назад какой-то Арденс согрешил с их прабабкой? И теперь они несут ту же страшную печать, что и сам Король.
Давид прошёл на своё место рядом с герцогиней Рете. Саквояж поставил у себя в ногах. Собрание молчало, все ждали его слов. Охотник глянул на карманные часы. До "условного сигнала" отряду Винсента оставался час и пятьдесят минут.
Кто бы мог подумать! Он, последний из Гесси, главных защитников рода Арденса, станет уничтожителем древней династии! И, если б не крохотный шанс на исцеление — искупление вины для всех Арденсов, он никогда не решился бы на такое…
— Я начну, — сообщил он собранию, и без того напряженно молчавшему в ожидании начала речи. — Вы все собраны сегодня в этом зале по одной причине: ваша кровь грязна. Она хранит особую метку, свидетельствующую о древней связи с carere morte.
— Мы — вампиры? — пискнула младшая, девчонка из небогатого семейства.
— Нет, — как ни был напряжён Давид, он сумел улыбнуться. — Вы не вампиры, но связаны с ними. Ты должна была чувствовать в последние годы, как
Снадобье готово, — он возвысил голос. — Но, чтобы оно подействовало, всем нам нужно искренне желать избавиться от проклятой связи с carere morte. И с чистыми помыслами молить Бога избавить нас от неё. Без страха. Без сомнений, — он посмотрел в глаза Асседи. — Это — наш единственный шанс на искупление общей вины и, может быть, на спасение. Приступим же!
Арденсы склонили головы. Давид начал читать молитву, а в памяти держал картинку весеннего сада у дома Вако. И мысли прояснялись, покой снисходил на него. Голос лился ровно, уверенно, со всеми нужными паузами и патетическими возвышениями. Герцогиня Рете повторяла за ним, слово в слово. Он нашёл худую руку герцогини на подлокотнике кресла и сжал холодные пальцы Адоры.
Мирно тикали часы в саквояже, этот стук создавал ритм для псалмов, которые читал охотник…
Исподтишка Давид следил за Асседи. Король повторял молитву вместе со всеми. Что это? Королева плачет под маской… И глаза Рете блестят от слёз. Освобождение — все они сейчас искренне молятся о нём.
Давид раскрыл саквояж — чуть-чуть — и быстро вытащил флягу со снадобьем. Он разлил содержимое фляжек по бокалам, стоявшим на столике в центре круга кресел. Договаривая последние слова молитвы, люди в серых плащах взяли по бокалу и возвратились в свои кресла.
— Молите об освобождении! — крикнул Давид и осушил свой бокал. Чудесное снадобье оказалось горьким. Обыкновенная горечь травяного настоя. Охотник выпил его до дна, до безвкусного осадка на дне, и оглядел собрание.
Они ожидали мгновенного действия и теперь были обескуражены. Многие удивлённо переглядывались. Асседи неподвижно сидел в кресле, отдавшись созерцанию внутренних изменений. Но кровь всё также жаркими волнами стучала в ушах. Метка Арденсов была на месте.
— Нужно время, — негромко сказал Давид.
Они повторил молитвы ещё раз, и ещё. Асседи поигрывал бокалом в руке. Часы неумолимо отсчитывали секунду за секундой, и всё дальше становилась картинка площади Ратуши в мыслях охотника. И призрак Миры исчез. Неужели Давид понадеялся выйти отсюда? Метку не уничтожить, и Арденсы обречены. Два часа, всего два часа… Нет, теперь уже час… или меньше?
Герцогиня Рете в соседнем кресле, была без сознания. Голова Адоры склонилась на грудь. Очень неживой выглядела тонкая кисть, свесившаяся с подлокотника кресла. Давид осторожно пощупал пульс. Сердце Адоры не билось.
— Я по-прежнему чувствую метку, — заявил Асседи.
Верно. Её жжение по-прежнему распространялось с каждым ударом сердца. Давид обвёл глазами собрание:
— Попробуем снова.
Та же церемония: снадобье разлил по бокалам, выпили, и Давид снова забормотал молитвы, теперь в два раза быстрее — времени оставалось мало.
Но собравшиеся почувствовали его нервозность, тревогу. И молитвы не действовали. Асседи занервничал. Несколько раз он порывался встать. И Гесси уже терзала мысль: как задержать их всех в зале до семи часов.