Цареубийство 11 марта 1801 года
Шрифт:
Тут, может быть, кстати будет пояснить, как был расположен внутри кабинет императора.
То была длинная комната, в которую входили через дверь «a», и так как некоторые из стен замка были достаточно толсты, чтобы вместить в себе внутреннюю лестницу, то в толщине стены, между дверями «a» и «b», и была устроена такая лестница, которая вела в апартаменты княгини Гагариной, а также графа Кутайсова. На противоположном конце кабинета была дверь «с»,
Получив, как сказано выше, приказания от его величества, я вернулся в полк и передал их генералу Тормасову, который молча покачал головою и велел мне сделать в казармах распоряжения, чтобы всё было готово и лошади осёдланы к четырём часам. Это было ровно в 11 часов, за час до полуночи. Я вернулся к своему вольтеровскому креслу в глубоком раздумье.
Несколько минут после часа пополуночи, 12 марта, Степан, мой камердинер, опять вошёл в мою комнату с собственным ездовым великого князя Константина, который вручил мне собственноручную записку его высочества [67] , написанную, по-видимому, весьма спешно и взволнованным почерком, в котором значилось следующее:
67
Подлинник находится во владении издателя «Fraser’s Magazine». (Примеч. английской редакции).
«Собрать тотчас же полк верхом, как можно скорее, с полною амуницией, но без поклажи, и ждать моих приказаний».
Потом ездовой на словах прибавил: «Его высочество приказал мне передать вам, что дворец окружён войсками и чтобы вы зарядили карабины и пистолеты боевыми патронами».
Я тотчас велел моему камердинеру надеть шубу и шапку и идти за мною. Я довёл его и ездового до ворот казармы и поручил последнему доложить его высочеству, что приказания его будут исполнены. Камердинера же своего я послал в дом к моему отцу рассказать всё то, что он слышал, и велел ему оставаться там, пока сам не приеду.
Я знал то влияние, которое имею на солдат, и что без моего согласия они не двинутся с места; к тому же я был, очевидно, обязан ограждать их от ложных слухов. Наша казарма был дом с толстыми стенами, выстроенный в виде пустого четырёхугольника, с двумя только воротами. Так как была ещё зима и везде были вставлены двойные окна, то я легко мог сделать из этого здания непроницаемую крепость, заперев наглухо и заколотив гвоздями задние ворота и поставив у передних ворот парных часовых со строгим приказанием никого не впускать. Я поступил так потому, что не был вполне уверен в образе мыслей генерала Тормасова при данных обстоятельствах; вот почему я распорядился поставить у дверей его квартиры часового, строго приказав ему никого не пропускать.
Затем я отправился в конюшни, велел созвать солдат и немедленно седлать лошадей. Так как дело было зимою, то мы были принуждены зажечь свечи, яркий свет которых тотчас разбудил весь полк. Некоторые из полковников упрекнули меня в том, что я так «чертовски спешу», когда до четырёх часов ещё времени достаточно. Я не отвечал, но так как, зная меня, они рассудили, что я не стал бы действовать таким образом
Между тремя и четырьмя часами утра меня вызвали к передовому караулу у ворот. Тут я увидел Ушакова, нашего полкового адъютанта.
— Откуда вы? Вы не ночевали в казарме? — спросил я его.
— Я из Михайловского замка.
— А что там делается?
— Император Павел умер, и Александр провозглашён императором.
— Молчите! — отвечал я и тотчас повёл его к генералу, отпустив поставленный мною караул.
Мы вошли в гостиную, которая была рядом со спальнею.
Я довольно громко крикнул:
— Генерал, генерал, Александр Петрович!
Жена его проснулась и спросила:
— Кто там?
— Полковник Саблуков, сударыня.
— А, хорошо, — и она разбудила своего мужа.
Его превосходительство надел халат и туфли и вышел в ночном колпаке, протирая себе глаза, ещё полусонный.
— В чём дело? — спросил он.
— Вот, ваше превосходительство, адъютант, он только что из дворца и всё вам скажет...
— Что же, сударь, случилось? — обратился он к Ушакову.
— Его величество государь император скончался: он умер от удара...
— Что такое, сударь? Как смеете вы это говорить?! — воскликнул генерал.
— Он действительно умер, — сказал Ушаков, — великий князь вступил на престол, и военный губернатор передал мне приказ, чтобы ваше превосходительство немедленно привели полк к присяге императору Александру.
Он сказал нам тоже, что Михайловский замок окружён войсками и что Александр с женою Елизаветой переехал в Зимний дворец под прикрытием кавалергардов, которыми предводительствовал сам Уваров.
Убедившись в справедливости сообщённого известия, генерал Тормасов сказал мне по-французски:
— Eh bien, mon cher colonel, faites sortir le regiment, preparez le pretre et l’Evangile et reglez tout cela. Je m’habillerai et je descendrai tout de suite.
Ушаков в заключение прибавил, что генерал Беннигсен был оставлен комендантом Михайловского замка.
12 марта, между четырьмя и пятью часами утра, когда только что начинало светать, весь полк был выстроен в пешем строю, на дворе казарм. Отец Иван, наш полковой священник, вынес крест и евангелие на аналое и поставил его перед полком. Генерал Тормасов громко объявил о том, что случилось: что император Павел скончался от апоплексического удара и что Александр I вступил на престол. Затем он велел приступить к присяге. Речь эта произвела мало впечатления на солдат: они не ответили на неё криками «ура», как он того ожидал. Он затем пожелал, чтобы я, в качестве дежурного полковника, поговорил с солдатами. Я начал с лейб-эскадрона, в котором я служил столько лет, что знал в лицо каждого рядового. На правом фланге стоял рядовой Григорий Иванов, примерный солдат, статный и высокого роста. Я сказал ему:
— Ты слышал, что случилось?
— Точно так.
— Присягнёте вы теперь Александру?
— Ваше высокоблагородие, — ответил он, — видели ли вы императора Павла, действительно, мёртвым?
— Нет, — ответил я.
— Не чудно ли было бы, — сказал Григорий Иванов: — если бы мы присягнули Александру, пока Павел ещё жив?
— Конечно, — ответил я.
Тут Тормасов шёпотом сказал мне по-французски:
— Cela est mal, arrangez cela.
Тогда я обратился к генералу и громко, по-русски, сказал ему: