Царев город

Крупняков Аркадий Степанович

— Усмирились пока, государь. Землю для города продали добровольно, за малую цену, строить крепость многие пришли.

— Вот как! А я думал, они лютые.

— Всякие, государь. Бывают и лютые.

— Что про ногайского мурзу слышно? — спросил Годунов.

— Хотел было полк Гагина-Великого в ночи перерезать, да черемисская девка одна упредила. Князь более тысячи всадников из пищалей порешил.

— Вот как! С чего бы это черемиса нам радеть стала?

— Ас того, мой братец, — Ирина прервала чтение,— что посылали мы туда людей божьих с добротою и ласкою Они, чай, не звери — понимают. Спасибо, князь, что напомнил

мне об этом. Обещала я благочинному Иоахиму написать указ, дабы всех русских беглых людей, которые в тех местах государю служить захотят, простить. И надо же, запамятовала.

— Нехорошо, Иринушка, — Федор покачал головой.— Ты теперь царица, а царско слово— это кремень. Я помню, ты мне про этот указ говорила. Спиридон, пиши немедля...

Дьяк глянул на Годунова, тот развел руками. Спиридон отложил свиток, взял лист чистой бумаги, начал писать указ. Время на это ушло немного, и дьяк поднес Федору свиток, столик с чернильницей и пером. Царь взял перо, обмакнул в чернила. Совсем хотел было подписать указ,

но Годунов сказал:

— Повремени, государь. Надо бы узнать, много ли там

беглых людей?

Царь задержал руку с пером на весу.

— Да более чем надо, Борис Федорович, — ответил Сабуров.

— Поясни?

— У меня из вотчины полторы сотни мужиков убежало,— соврал Данила. — А ежели указ будет, то я совсем нищ окажусь.

— Не прибедняйся, княже,—сурово заметила Ирина.— У тебя, я знаю, вотчины о семи местах, и мужиков в них хватает. А коли и утекут малость — царским городам польза. Подписывай, Федя.

Царь снова ткнул пером в чернила и поднял руку.

— Прости меня, матушка-царица. Я не к тому сказал, что мне для дела государева мужиков жалко, а к тому, что беглые людишки ко крепостям не бегут. На тех приволжских берегах их видимо-невидимо, а к Ноготкову ни один не пришел. Черемисы идут, а русские шатущие лкь ди — нет.

— Если так, то, может, и повременим с указом? — царь обратился к Ирине.

— Они, государь мой, потому и не идут, что боятся. Указа о прощении ведь нет. Давай, подписывай с богом.

Федор снова ткнул пером в чернильницу, развернул свиток-

— Ты, сестра, государя не торопи, — сказал Годунов.— Указ сей бояр, помещиков, князей озлобит. Мыслимо ли дело беглым потакать?

Царь убрал руку, свиток снова свернулся.

— Скажи мне, Федя, кто державой правит, мы с тобой али Борис Федорович? Ты же сам сказал — царско слово кремень.

— Я же добра державе хочу, Иринушка. Пусть государь подписывает сей указ, но пошлем его только Ноготкову. Всю Русь в бега отпускать можно ли? А ты, государь, позволь мне еще Сабурова спросить, что беглые люди в тех лесах делают? В ватаги собираются, разбойничают?

— Благо бы если так, Борис Федорович. Прибился туда разбойный атаман Илейка Кузнецов, собрал ватагу в тыщу, а может, более человек и увел всех служить мурзе Аталыку. Там и так наши вой от татар да черемис нужду терпят, теперь свои против государя воровать начнут. Лихо ведь.

— Я, Иринушка, вспомнил! — царь затряс головой. — Минулый раз ты просила за того Илейку. А он, вор, к мурзе! Подписывать не буду!

— Государь мой! — Ирина подошла к Федору, положила руки на его плечи.— Князь Сабуров, я знаю, правдивый человек, но он про того Илейку только слышал, а слухи могут быть напрасными. Отец Иоахим того кузнеца лучше знает, он жил с ним. Ему

надо верить, он за русских людей в тех лесах ответчик. Подпиши указ.

— Боязно, Иринушка, — царь захныкал, как маленький.

— Стало быть, мое царицино слово на ветер?

— Сестра! — Годунов подошел к Ирине. — При чужих людях... Завтра утром наедине договоритесь.

— Верно, Иринушка, завтра утром, — Федор бросил перо на столик, Спиридон спешно унес его в угол. Сабуров поклонился, вышел.

* * *

Уходя из дома Годунова, князь Данила снова заскочил в Тайный приказ. Нашел того же подьячего, спросил шепотком:

— Указик тот далеко убрал?

— Вот он, тут, — также шепотком ответил подьячий и. протянув руку, добавил: — длань что-то зачесалась.

— Списочек с нее сделай, — Сабуров положил в ладонь писаря целковый. — Только спешно. Уезжаю я.

Спрятав копию указа в карман, князь выскочил на площадь. ' ,

А утром в доме Годунова случилось такое, что про указ никто и не вспомнил. Чтобы уяснить суть этого семейного скандала, мы должны отступить на несколько лет назад.

...В пору гибели царевича Ивана его личный дьяк и советник красавец Спиридон остался не у дел. Ирина посоветовала Федору взять Спиридона к себе. Ревновать в то время Федор не умел и совета послушался, а вскорости полюбил дьяка как родного. И то надо сказать — дьяк оказался истинной находкой. Он привел в порядок все бумаги царевича, помогал ему и Ирине не только в делах, но и по домашности. Он не ждал повелений, а сам искал себе дело, предугадывал желания Федора, давал мудрые советы. После коронации остался при царе, Федор и не думал его менять. Семейные дела царя укреплялись, Ирина вскоре после забеременела и родила дочь. Ребенок, правда, пожил недолго и умер, но царица понесла снова. Федор, да и Годунов, с радостной надеждой ждали мальчика, но роды прошли неудачно, царица выкинула. Так случалось несколько раз, и расстроенный царь снова заболел сильно. Лекаря тайно сказали Годунову — Федор не жилец.

Положение Бориса становилось опасным. Наследника

V царя нет, сам вот-вот преставится. Бояре и*князья, конечно же, его и сестру из Кремля уберут. Надо что-то предпринимать.

И Годунов придумал тайное посольство в Вену.

Двое доверенных послов подвели Годунова. Они в Вене взяли к королю переводчика Посольского приказа Якова Заборовского, который давно шпионил в пользу Польши. Суть тайного посольства состояла в том, чтобы договориться с австрийским двором о браке принца и Ирины в случае смерти царя. Брак этот поможет возвести австрияка на русский престол и тем самым сохранить место Годуновых у трона. Такой договор состоялся, но Заборовский немедленно же передал о нем польскому королю. А Стефан Баторий сразу же поставил об этом в известность главу про-польской партии Андрея Шуйского.

В то злополучное утро Ирина снова заговорила об указе. Царь совсем было поправился, оделся в средний наряд, чтобы вместе с Годуновым читать деловые бумаги. Не успел он устроиться в кресле у стола, как вошел слуга и доложил, что на неотложный прием просится Андрей Шуйский. Царь настроился на деловой лад. Вошел боярин Андрей, брови нахмурены, сутул, глаза злые. Поклонился, коснулся рукой пола и без здравствования сказал:

— Принес я тебе, великий государь, весть о тяжелой измене, но пока тут Борис Федорович, говорить о ней не буду-