Царевна-Лягушка

Белов Руслан Альбертович

– Послушай, по-моему, тебе и двадцати нет?

– Двадцать есть. Я в МГУ поступила в четырнадцать...

– Понятно...
– голос мой сам по себе стал осудительным - терпеть не могу мальчиков и девочек, которые садятся раньше времени на студенческую скамью, как будто она медом намазана. Садятся, вместо того чтобы жизнелюбиво учиться на твердую тройку, ездить кагалом на пикники с ночевкой, влюбляться, по крайней мере, раз в неделю и просто тусоваться до утра в каком-нибудь подземном переходе или некультурно исписанном

подъезде.

– Ты о чем задумался?
– спросила, когда глаза мои потеплели от воспоминаний о смешливой Варьке, с которой мы когда-то усердно готовились в горизонтальном положении к выпускным экзаменам.

– Да так... Значит, ты вундеркинд, а я - Ванька-дурак.

– Насчет ума не знаю, но мужчина ты, кажется отменный...

– Это точно. Как это ты определила? У тебя есть опыт?

– Никакого. Я - девушка...

– Вот те на!

– Ты никак не даешь мне закончить.

– Сама виновата. Теперь вот сказала, что девушка... Разве после этого мужчина может что-нибудь слышать, кроме собственного вожделения?

– Это надо было сказать, чтобы ты понял, как я оказалась в шкурке. Постараюсь быть краткой. В институте - его сразу секретным сделали и перевели в закрытый городок - офицеры и ученые за мной толпами ходили, и отец понял, что дни мои, как научного сотрудника, сочтены. И предложил испытать только что изготовленный биологический скафандр третьего поколения, то есть БС-3. И я согласилась, потому что эти отовсюду горящие мужские глаза, сальные, раздевающие, стали мне отвратительны физиологически... Согласилась и скоро пожалела: через три недели после того, как я влезла в скафандр, один наш ученый случайно открыл, что снять я его смогу лишь через семь месяцев.

– Почему так?

– Все дело в этом составе, так называемом глюоне, который соединяет кожу со шкуркой. Через несколько недель он неотъемлемо связывается с нервной системой, да так тесно, что снять шкурку можно лишь после того, как глюон утратит свои свойства.

– Да... Наука - это наука. Черт те что и сбоку бантик. А как в болоте очутилась?

– Папина болезнь неожиданно обострилась. И он почти все забыл, кроме своих цифр, данных, отчетов, проб, испытаний. Он забыл, что я его дочь, и стал думать, что я обычная лабораторная лягушка...

– Невероятно!

– А что тут невероятного? У нас в институте есть один борец за права подопытных животных. Так он сказал отцу, столько лягушек тот убил после того, как на первом курсе мединститута вспорол первую.

– Ну и сколько?

– Вместе со своими лаборантами и помощниками 12666... Отца эти цифры поразили, особенно три последние, дьявольские. И скорее, не поразили, а помутили. Походив несколько дней в прострации, он вывел меня из бассейна, в котором я жила, посадил в машину, отвез к первому попавшемуся болоту...

На глаза Вики навернулись изумрудные слезы. Изумрудные, благодаря цвету ее кожи.

–

И что?
– спросил я, чтобы она вконец не расплакалась.

– И с размаху бросил, хотя я плакала навзрыд и папочкой милым его называла...

– Так рядом с нашим болотом никаких автомобильных дорог нет...

– До вашего болота я добиралась много дней, не помню даже сколько. Если бы не ты, я бы пропала...

– Если бы не моего папани дурь. Хм... Получается, что одна дурь другую дурь вышибла. Значит, сколько, говоришь, осталось до освобождения от лягушачьей ипостаси?

– Три с половиной месяца. А точнее - сто одна ночь

– В принципе, это немного...

– Ты что так на меня смотришь?

– Да тогда, когда ты в воде лежала. Я довольно внимательно тебя осмотрел...

– А! Вот что тебя интересует! Как молния открывается...

– Молния? У тебя там молния? Интересно... А могу я посмотреть? Очень, понимаешь, любопытно...

– Ваня, ты меня очаровываешь своей непосредственностью каждую минуту...

– В самом деле?

– Точно.

– А в последний раз чем очаровал?

– Своей мужской торопливостью.

– Поясни свою мысль.

– Я же тебе говорила, что я симпатичная девушка. А ты хочешь, чтобы я расстегнула молнию, ты быстро-быстро кончил, потому что растягивать удовольствие с женщиной-лягушкой тебе не захочется. Может лучше подождать три с половиной месяца и получить все сразу в изящной упаковке из моей невинности?

– А может мне понравиться с женщиной-лягушкой спать? В наши дни многие мужчины любят женщин в латексе, и вообще, разнообразные сексуальные шатания.

Сказал я это после того, как в голове мелькнула мысль: "А может, врет, что ученая и шкуру для родины испытывает? Говорила же, что во Франции родилась. А кто еще у нас во Франции родился? Фантомас у нас во Франции родился! И она из его банды, и ее какой-нибудь инспектор Жюв преследует по всей Среднерусской возвышенности! Его мы, конечно, быстро обломаем, но что мне с того? Отсидится эта фантамасиха у нас и, как только шкурка созреет, слиняет тут же. И не через три с половиной месяца это случиться, а раньше. Три с половиной месяца это она сказала, чтобы меня в заблуждение ввести".

– Как хочешь, Ваня, как хочешь. Бери лягушкой - твоя воля, - пригорюнилась она.
– Но прежде подумай обо мне. В лягушачьей шкурке, я же тебя не почувствую совсем, не почувствую, твоих ласк, твоих поцелуев... Может, потерпишь? Три месяца быстро пройдут...

– Ну, давай, попробуем потерпеть. В общем, как выйдет, так выйдет...

– Хорошо, Ванечка, как ты скажешь, так и будет... Но есть у меня к тебе настоятельная просьба...

– Какая просьба?
– насторожился я.

– Ты в верности мне поклясться должен. Должен, поклясться, что с этого самого момента никаких Варь и Люсь у тебя и близко не будет.