Царьград. Гексалогия
Шрифт:
Лешка ничего не понимал. Литва какая-то… Белевцы… Пожав плечами, спросил:
– А вы откуда?
– Я с под Коломны. И мнози – с земли московской.
Странно как говорил незнакомец! «С под Коломны», «мнози»… Монах, что ли?
Впрочем, вовсе не это было сейчас важно.
– А эти, варвары, они кто?
– Малчат! Малчат! – с каким-то визгом вдруг заорал кто-то из «тех». Подскочил, ломая ветки – послышался свист, звук удара и слабый стон. Кнут! Вот ублюдок поганый! Лешку, правда, не задело, но тем не менее…
– После поговорим, брате…
– Малчат! Малчат! Паубивай всех!
И снова удар плетью. Мерзкий чмокающий звук – видать, подлец рассек
Господи! Лешка вдруг догадался. Ну, как же! Он ведь столько про это слышал! Теперь понятно все – и странный акцент маньяков, и пленники, и даже – отчасти – стрелы. Никакие это не маньяки! Чеченцы – охотники за людьми!
Ну, совсем обнаглели – почти до Московской области добрались. Хотя чего им? Заплати на всех гаишных постах, да едь себе – вон, сколько про это по телевизору показывали. Значит, у них должна быть фура, «МАЗ» или «КАМаз». Ну да, поди, в Москву мандарины привезли или помидоры, а обратно вот – пленных, рабов. И вряд ли машина здесь, близко – скорее всего, припаркована на грунтовке. Значит, как рассветет, всех туда и поведут. Хотя, наверное, лучше бы – в темноте. Тогда чего ж они ждут? Когда дождь кончится? Нет, вероятно, поджидают подельников – ведь кто-то должен договориться с милицейским постом.
Роем пронесшиеся в Лешкиной голове мысли настроения не улучшили. Чеченские бандиты славились самыми гнусными преступлениями – могли и голову отрубить ни за что ни про что, просто так, для устрашения и собственного поганого удовольствия. Уж ему-то, Лешке, ежели что, отрубят в первую очередь – он ведь сирота, детдомовский, за него выкуп никто платить не будет. Хм… тогда зачем его брать? Просто так, наудачу? А утром допросят да ножом по горлу. Хотя, может, им и простые люди надобны, для работы во всяких там аулах. Скот пасти, навоз убирать, да мало ли… Наверное, и трактористы нужны. Трактористы… Ну уж нет, надо постараться бежать! Вот хоть сейчас – удобный случай. Развязаться бы только.
Лешка осторожно пошевелился… оп – продел через ноги руки, поднес ко рту, впился зубами в ремень… Крепко! Вязали на совесть, суки! Да еще и мокро все от дождя…
И тут совсем рядом вдруг полыхнул факел! Затрещал смолою, разгоняя ночную тьму дрожащим оранжево-желтым пламенем, показавшимся неожиданно ярким. Лешка с удивлением разглядел чеченцев – ну и рожи! Вот уж поистине разбойничьи, косоглазые. А одеты как! Женские, с загнутыми носами, сапоги, шаровары, какие-то халаты, у одного – кожаный нагрудник, а на голове – самый натуральный шлем! Остроконечный такой, железный. Боже! Еще и сабля у пояса! Ну, блин, артисты погорелого театра. Придурки!
Грозно вращая глазами, тот, что с факелом что-то повелительно произнес, и все остальные придурки забегали, заголосили, пинками поднимая пленников. А тех набралось много, правда, мало мужчин, кроме Лешки, еще двое – какой-то бородатый здоровяк и монах в рясе – наверное, он и разговаривал с Лешкой, ну да, он, кто же еще? Кроме мужиков имелись еще и женщины, вернее, девчонки, и дети – мальчишки лет восьми-двенадцати, всего человек с десяток.
Всех выстроили в колонну по одному, привязали друг к дружке, и погнали по еле заметной тропинке.
Ливень между тем наконец кончился – надо же, а Лешка и не заметил! – светало. Первые лучи солнца золотили вершины сосен. Лешка покрутил головой – что-то показалось странным. Ну, как же! Одежда! Вот уж поистине, странно были одеты пленники. В длинных серых рубахах, в каких-то смешных лапсердаках старинного покроя, кто босиком, кто – о боже! – в лаптях.
Наступил полдень, а они все шли без передыху. Солнце уже выкатило на середину неба и жарило, высушивая мокрые от ночного дождя деревья. Парило. От травы вверх поднимался белесый туман. Впереди и сзади колонны, а, если позволял путь – и по бокам – ехали на малорослых коньках бандиты. Господи… Откуда они лошадей-то взяли? Что, это не чеченцы, значит? Цыгане? Конокрады чертовы…
Лешка уже уставать начал, а они все шли и шли, а солнце пекло прямо немилосердно, даже здесь, в лесу, которому, казалось, не будет конца. Один из идущих впереди мальчишек вдруг споткнулся, упал. Конный бандит налетел на него стервятником, с оттягом ударил плетью, разрывая рубаху на худеньких детских плечах:
– Вставай, урусут! Подымайсь!
Мальчишка испуганно вскочил на ноги, зашагал, вжав голову в плечи. Мокрая от пота рубаха сочилась кровью – видать, удар рассек кожу. Лес наконец кончился, тропинка – или, уже узенькая дорожка – пошла по широкому лугу, поросшему густой зеленой травою и клевером. Идти стало трудней – жарко! К тому же сильно хотелось гм… по естественным надобностям. Да и пожрать было б неплохо, но, похоже, никто пленников кормить и не собирался. И пить, пить бы…
Миновав дубовую рощицу, дорога взобралась на холм. Лешка вытаращил глаза, силясь хотя бы приблизительно определить – где они находятся. Покрутил головой – слева, и справа, и сзади синели леса, а впереди… впереди колыхалась голубоватой травою степь без конца и без края! Пахло горькой травой и гарью. Ну, ни фига ж себе! А где же железная дорога? шоссе? По идее, где-то рядом должны быть. Ладно, машин не слыхать, но поездов! Уж их-то километров за пять слышно. Не ходят? Какая-нибудь забастовка? Или – железка совсем в другой стороне? А шоссе-то именно здесь должно быть! Солнце в правый глаз светит, значит, их ведут на юг, куда же еще-то? А раз на юг, то на севере должна остаться Калуга, а на юге – вот-вот показаться Одоев. И между ними – шоссе. А – нету!
Оба-на!
Когда нырнувшая в ложбинку дорога вновь взобралась на очередной холм, Лешка увидал справа город. Далеко, километрах в трех.
– Белев, – тихо произнес бредущий сзади монах. – Скоро придем, упаси, Господи!
Бандиты явно обрадовались, заскакали на конях, заулыбались, крича что-то друг другу гортанными голосами. Ага, там, в городе, наверное, фура. Сейчас, подойдут к шоссе – подъедет.
Лешка присмотрелся: город был какой-то странный. Ни подъемных кранов, ни высотных зданий – зато много церквей с золотистыми куполами и – такое впечатление – деревянных.
– Не молись на те церкви, друже, – неожиданно предупредил монах. – Белев, сам знаешь, не наш град – опоганенный. Сколь уж там Улуг-Махмет-царь? Два лета, а может, и того боле. Ишь, собрался, упырь, Москву сжечь – да кишка тонка, уберегла Богородица. Вот посейчас и лютует, пес. От Москвы все вокруг пожег, людей побил, кого в полон взял. Ох, грехи наши тяжкие… Ох, где ж заступники наши – Василий-князь да Дмитрий Шемяка? Хо, не с татарами безбожными ратятся они, а друг с дружкой, все стол московский делят. А поганые идут с победами на земли русские!