Царьград. Гексалогия
Шрифт:
В доме Авдея гостей встретили хорошо – накормили, напоили кислым вином и уложили спать на гостевой половине, где обычно жили нанимаемые хозяином рыбаки. Но сейчас никого не было – не сезон. Зато были две девушки: одна – хозяйская дочка, вторая – племянница. Последняя – то и посматривала на Лешку во все глаза! Юноша тоже обратил внимание – девчонка по своей конституции чем-то напоминала Балию – такая же худая, а, значит, по местным меркам – не красивая, красивыми здесь почему-то считались женщины в теле. А вот Лешке подобные сдобные пышки не нравились, то ли дело такие, как Гюльнуз или Балия…
Авдей, имея большое хозяйство, держал племянницу в строгости, впрочем, как и дочку. С раннего утра и до позднего вечера обе хлопотали по дому – кормили и доили коров и коз, присматривали за гусями и курами, ухаживали за лошадьми, да еще успевали управляться по дому – работы хватало, присесть некогда.
Катерина, дочка Авдея, девка была, по местным меркам, на загляденье – крепенькая, с большой грудью и широкими бедрами, щеки румяные, черная коса, синие очи. Всем удалась девка – недавно пятнадцать минуло, пора уже и замуж выдавать. А жених-то был на примете – некто Лисандр, молодой рыбак и владелец трех лодок. Из богатой семьи парень, уже и сватов засылал, да Авдей решил пока повременить со свадьбой – подождать до осени, как и принято было. Таким образом, Катерина с Лисандром считались помолвленными, и молодой рыбак частенько захаживал в гости.
– А однажды, смотрю – милуются! А у Катьки рубаха расстегнута аж до пупа! – азартно поведал Лешке с Владосом Корнелис, младший авдеев сынишка.
– Что ты говоришь?! – Владос поцокал языком. – Неужто прям до пупа?
– Ну, почти, – Корнелис оглянулся и смешно наморщил нос.
Ох, и любил же поговорить этот парень – язык, что помело, а рот вообще не закрывался. Он чем-то походил на сестру – темненький, синеглазый, с круглым пухлощеким лицом – только тощий, как Анна.
– А вот другая твоя сестрица, – словно бы между прочим поинтересовался Лешка. – Она как, тоже с кем-то помолвлена?
– Анка – то? – мальчишка – а было Корнелису где-то лет двенадцать – презрительно скривил губы. – Кто ее такую возьмет? Тощую да еще и порченую!
Владос захохотал:
– Я смотрю, не очень-то ты ее любишь!
– А с чего мне ее любить? – огрызнулся парнишка. – Она не нашего рода, приблудная. Мать ее как-то спуталась с турком – вот Анна и родилася. И сама, когда жила еще в своей деревне, говорят, с турками любовь крутила, зараза! Ее за это дело деревенские в перьях с навозом вываляли, хотели утопить, да турок ее отбил, увез. А потом этого турка вроде убили.
– А Анна что?
– Что-что… Горные разбойники, а – скорее всего – турки, деревню скоро сожгли, вот тогда-то Анка туда и вернулась – похоронить мать. И больше к туркам не пошла – не к кому, говорит. К нам, дальним родичам, прибилась. Отец ее взял, она ведь, Анка – то, к любому труду привычная, да и работает, как лошадь.
– Что, уже попадало? – захохотал грек. – Правильно, и нечего обзываться.
– Ну, вот, – мальчишка обиженно поджал губы. – И вы издеваетесь.
Вообще-то, гости хорошо попали – их здесь даже лечили, когда хозяин увидел, как Лешка с Георгием сжимали от застарелой боли губы – спины-то еще побаливали.
– Что же вы раньше-то не сказали? – покачал головой Авдей. – Сейчас же велю племяннице сварить для вас снадобье. Она умеет. Натрет вечером.
– Вечером? – вдруг озаботился Георгий. – А мы как раз договорились с дьяконом о беседе. Нельзя ли ближе к ночи?
– Как скажешь, – хозяин, пожав плечами, перевел взгляд на Лешку. – Ну а тобой она пораньше займется, лады?
– Лады, – согласно кивнул юноша. «Турчанка» пришла, как и было сказано, вечером.
Войдя, поклонилась, поправив на голове темный платок:
– Снимай рубаху, господин, и ложись, – негромко произнесла девушка и опустила глаза.
Ух, и ресницы же у нее были! Длинные, загнутые, пушистые… Губы, правда, чуть тонковаты, самую малость, и над верхней – еле заметный золотистый пушок. Ничего такая девчонка, красивая… правда, не по местным меркам. Но Лешка-то по-другому видел! Улегся, чувствуя, как тонкие девичьи пальчики пробежались по плечам, осторожно втирая снадобье…
– У тебя здорово получается, любезнейшая госпожа! – решился на комплимент юноша. – Прямо, как у настоящего лекаря.
– Я не госпожа, – негромко возразила девушка. – Почти что служанка.
– Бывает, – вздохнул Лешка. – Я вот тоже – не пойми кто…
– Как это?
– А так… Пришел ниоткуда и не известно, зачем. Нет у меня здесь ни родственников, ни знакомых… хорошо хоть, друзья появились.
– Один ваш друг – молодой юноша – очень набожный и серьезный человек.
– А, Георгий! – Лешка улыбнулся. – Он хочет уйти в монахи.
– Принять постриг?! – удивленно воскликнула Анна. – Отречься от всего земного… Это смелый поступок.
– Не знаю, не знаю, – Лешка покачал головой. – Для кого как… А ты часто ходишь в церковь? – парень и сам не знал, зачем он это спросил, так, спросилось, словно бы само собой, наверное, просто для поддержания разговора.
А ответа не было. Более того, девушка вообще перестала разговаривать, лишь добросовестно втирала снадобье.
– Анна, – не выдержал юноша. – Ну, не молчи же, говори что-нибудь! Так неприятно лежать безмолвно.
– Что толку в пустых разговорах? – «турчанка» вздохнула. – Сказать по правде, я не люблю много болтать попусту… потому, наверное, и недолюбливаю Корнелиса – он хороший парнишка, да уж слишком много болтает.
Пришел Георгий. По указанию Анны смущенно стянул рубаху:
– Может, не надо? Уже почти зажило.
– Ложитесь, мой господин. И без разговоров!
Георгий со вздохом улегся на широкий сундук – на нем он и спал.
– А вы не вставайте! – девушка обернулась к Лешке. – Пусть мазь впитается.