Царьград. Гексалогия

Посняков Андрей

– А кто твой опекун?

– Андроник Калла, протокуратор Секрета богоугодных заведений!

– Господи… – Лешка хлопнул себя…

Глава 18Весна 1440 г. КонстантинопольКОРПОРАТИВНАЯ ВЕЧЕРИНКА

Пей и возрадуйся.

Что завтра нас ждет, что в грядущем –

Кто это знает из нас? Ты не беги, не спеши…

Паллад

…По коленкам.

– Ну, хорош, хорош! – насмешливо обозрел его Владос. – Уж не потратил ли ты на эту цепь все свое вознаграждение?

– Что я, дурак, что ли? – Лешка усмехнулся. – Оставил еще и на плащ. Правда,

красивый? Да шучу, шучу, что ты так вылупился?! Есть еще у нас деньги, я совсем немного потратил!

Грек хохотнул:

– И того, что потратил, вполне хватит, чтоб блистать на вашем сборище, словно павлин!

Юноша молча отмахнулся, вовсе не хотелось ему спорить сейчас с приятелем, да и не о чем было спорить – Владос был прав, так шикарно, как сегодня, в лето шесть тысяч девятьсот сорок восьмое, второго индикта, месяца мая в двадцать первый день – а по-русски – 21 мая 1440 года – Лешка еще никогда в жизни не выглядел. Длинная, почти до земли, туника из сверкающей атласной ткани, полусапожки мягкого нежно-зеленого сафьяна, ниспадающая красивыми складками палевая – в цвет туники – шелковая далматика – экий франт! Ну, разве скажешь, что недоучившийся историк-тракторист? Важный, знающий себе цену господин – важный государственный чиновник, пусть даже еще и не в больших чинах, но уже и не младший писарь – повысили после удачно составленного доклада о злоупотреблениях в городских приютах. Кстати, самые гнусные дела творились в приюте Олинф, в том, что располагался в старой базилике неподалеку от церкви Апостолов. Лешкиному непосредственному начальнику – старшему тавуллярию господину Никодиму Калавру удалось – таки вызнать, что там за притон оказался под видом богоугодного заведения. Да-да! Самый что ни на есть притон, да еще какой! Никодим ведь добрался до тех детей, что туда отправляли, вернее, переговорил с нужным, имеющим непосредственное отношение к этому делу, человечком, выяснив, что попечитель приюта Олинф, некий Скидар Камилос, тщательно отбирал для своего приюта только красивых и миловидных мальчиков. Зачем – нетрудно было догадаться, и подозрения эти вскоре вполне подтвердились. Шикарный развратный притон был устроен в приюте Олинф, один из самых дорогих в городе, с мягкими ворсистыми коврами и обитыми дорогой тканью стенами. Туда-то как раз и решили направить выделенные императором средства.

– Так ведь притон! – ахал Лешка. – Не средства туда направлять, арестовывать там всех надо!

– Правильно, – кивал головой мудрый начальник. – И я так считаю. Олинф – самый гнусный и мерзкий из всех приютов. Поэтому им и достанутся деньги. Сказать, почему?

– Догадываюсь, не маленький. Чем больше компромата, тем больше откат! И все же жаль, что мы ничего сделать не можем! А, может, попробуем, а, дядюшка Никодим?

– Попробовать-то можно… Только кабы чего не вышло!

– Да в случае чего, все на меня и свалим! Мне-то что терять? Невеликий чин? А ведь эти деньги отцу Сергию и матушке Марии ох как пригодились бы! Не так?

– Так. Ладно, делай, как знаешь, может, чего и выйдет…

– С куратором бы переговорить только… лучше, так сказать, неофициально.

– Поговоришь. Будет повод – и очень скоро.

Старый чиновник не соврал – ровно через неделю после того, как Лешка с его помощью счастливо и с большой выгодой для себя сдал начальству отчет, всем служащим Секрета было объявлено о празднике – очередной годовщине со дня образования родного ведомства, счастливо совпавшего с общенациональным торжеством в честь дня Святых царей и равноапостолов Константина и Елены. Константин – этот тот самый Константин Великий, что перенес столицу на восток, и в честь которого, собственно, и был назван город. Ну а равноапостольная Елена – его матушка, тоже известная православная подвижница.

Празднество – корпоративная вечеринка, как его называл Лешка – должно было состояться в двух местах. Сначала – торжественная часть – по месту работы, ну а потом – в одном из восстановленных дворцов у Силиврийских ворот, специально снятом для

увеселения служащих Секрета. Не всех, правда, а только лишь особо избранных, в число которых каким-то образом попал и Лешка. Наверное, в целях поощрения – его отчеты, надо сказать, произвели очень хорошее впечатление на начальство – молодой тавуллярий даже удостоился устной похвалы от куратора и материального вознаграждения в размере десяти крупных золотых монет – бизантинов. К слову сказать, совсем неплохие деньги для мелкого чиновника, каким сейчас являлся Лешка – Алексей Пафлагон, как он официально значился в списках.

– Ну, нормально смотрюсь? – юноша обернулся к греку.

– Хоть сейчас в женихи! – хохотнул тот. – Не забудь только пригласить на свадьбу!

– Обязательно! – Лешка ухмыльнулся. – Только – с большими подарками.

– Ах ты выжига!

– Нет – нет, не надо кидаться подушкой, – на всякий случай отпрыгнув в сторону, смеясь, предупредил юноша. – Знаешь ли, она настолько стара, что может в любой момент разорваться, а старина Ксифилин, как назло, отпросился навестить дочь и вернется нескоро. Кто тогда будет убирать? Конечно, господин Владос Костадинос, эпискептит гончарных мастерских! Как, хотите сделать уборку, господин эпискептит? Нет? Тогда не вращайте так страшно глазами, а лучше одолжите-ка мне ваш новый кошель – мой что-то поизносился, да и выглядит как-то непрезентабельно.

– Держи! – сняв с пояса кошель, Владос швырнул его приятелю. – Потом вернешь с тремя иперкирами.

– Три иперкира за прокат? С чего такие цены?

– Да ты досмотри, что за кошель? Прелесть! Как такой отдать… Буду вот теперь сидеть, мучиться – не потерял ли?

Владос, наконец, махнул рукой и расхохотался. У Лешки тоже было прекрасное настроение – а с чего бы ему не быть?! Честно и удачно выполнил поручение – между прочим, очень даже не простое, это все сослуживцы признают – получил от начальства благодарность и премию, сейчас вот – сыт, весел и при деньгах – идет на вечеринку, где, может быть, встретит кое-кого… кого давно хотел встретить.

Солнце пряталось в белесой туманной дымке, наводя на мысль о вечернем дожде. Приятная прохлада растекалась по городу, истомленному палящим зноем, пахло цветущими садами и свежескошенным сеном, которое не так давно привезли на продажу окрестные крестьяне – парики.

Душа юноши пела – в основном словами «Арии», – а будущее виделось таким прекрасным, что даже забывались о прошлом. К тому же вчера удалось-таки уговорить отца Сергия взять деньги. Не ради себя – ради детей, а для этого можно было пойти и на небольшую аферу, называемую Лешкой на привычный ему манер – откатом. Короче, уговорились откатить половину, по здешним меркам, много, обычно здесь брали процентов двадцать пять – тридцать, суммы больше считались дикостью… на что и рассчитывал юноша.

Свернув за угол, он поправил прическу – специально посетил цирюльника, где его побрили, завили, надушили – и, нацепив на лицо улыбку, направился к родному учреждению.

– Здрав будь, дядюшка Аргир!

– Быстрей, быстрей! – вместо ответа замахал старичок – привратник. – Уже все собрались, вот-вот начнут. Сам господин протокуратор приехал! – привратник многозначительно кивнул на богатую упряжку, стоявшую у коновязи.

Лешка поспешно поднялся на второй этаж, в залу для общих собраний, где на специально расставленных скамейках уже сидели служащие Секрета.

– Ну, наконец-то, – потянул парня за рукав Никодим. – Я уж волновался – не опоздал бы!

– Что, уже началось? – усевшись на скамью рядом, Лешка с любопытством осмотрел помещение. Ага – уже установили трибуну… На которую под громкие и продолжительные аплодисменты присутствующих поднялся высокий мужчина в белой, с красной каемкой, далматике, с несколько угрюмым волевым лицом.

– Господин протокуратор Андроник Калла! – благоговейным шепотом пояснил старший тавуллярий, коего Лешка с некоторых пор в неофициальной обстановке называл запросто – дядюшка Никодим. Страшный был крючкотвор, но, как оказалось – совсем даже неплохой человек.