Цари-жрецы Гора
Шрифт:
Кстати, поза рабыни для удовольствия отличается и от позы свободной женщины, и от позы рабыни цилиндра. Руки рабыни для удовольствия обычно лежат на бедрах, но в некоторых городах, например, в Тентисе, она держит руки за спиной. Свободная женщина тоже может держать руки на бедрах; значение имеет положение колен. Во всех позах, включая позу рабыни для удовольствия, женщины Гора держатся исключительно хорошо: спина у них прямая, подбородок высоко поднят. Женщины Гора всегда прекрасны.
– Почему для питья только
– спросил я Вику.
Она пожала плечами.
– Вероятно, потому что рабыни комнаты слишком много времени проводят в одиночестве.
Я взглянул на нее, не вполне поняв смысл ее слов.
Она прямо посмотрела на меня.
– Было бы слишком легко напиться, - сказала она.
Я почувствовал себя дураком. Конечно, рабыням комнаты не дадут спрятаться в опьянении, потому что в таком случае их красота, а следовательно, и полезность царям-жрецам уменьшится. Они станут безответственными, потеряются в своих снах.
– Понятно, - сказал я.
– Пищу приносят дважды в год.
– Приносят цари-жрецы?
– Наверно.
– Но ты не знаешь?
– Нет, - сказала она.
– Я просыпаюсь утром, и пища уже на месте.
– Вероятно, ее приносит Парп, - сказал я.
Она посмотрела на меня с легкой улыбкой.
– Парп - царь-жрец, - сказал я.
– Он тебе это сказал?
– Да.
– Понятно, - ответила она.
Девушка, очевидно, больше не хотела говорить об этом, и я ее не заставлял.
Я почти кончил есть.
– Ты хорошо готовишь, - поблагодарил я ее.
– Еда превосходная.
– Я хочу есть, - сказала она.
Я тупо смотрел на нее. Она не приготовила еды для себя, и я решил, что она уже поела, или просто не голодна, или приготовит себе еду позже.
– Приготовь себе что-нибудь, - сказал я.
– Не могу, - просто ответила она.
– Я могу есть только то, что ты дашь мне.
Я молча обозвал себя дураком.
Неужели я настолько стал горянским воинам, что не обратил внимания на чувства этой девушки? Согласно кодексу моей касты, я должен не думать о ней, считать ее не более чем домашним животным, презренной рабыней, пригодной только для службы и удовольствия.
– Прости, - сказал я.
– Ты хочешь меня наказать?
– Нет.
– Значит, мой хозяин дурак, - сказала девушка и потянулась к остаткам мяса на тарелке.
Я схватил ее за руку.
– Теперь я намерен тебя наказать.
Глаза ее заполнились слезами.
– Хорошо.
– Она отвела руку.
Сегодня ночью Вика будет спать голодной.
Хотя судя по часам в крышке одного из шкафов было уже поздно, я решил выйти из комнаты. К несчастью, естественного света в комнате не было, и судить о времени по солнцу, звездам и лунам Гора было невозможно. Мне их не хватало. С самого моего пробуждения лампы-шары
Я, как мог, умылся под струей воды из крана.
В одном из шкафов у стены, среди одежды множества разных каст, я нашел и одежду воина. Моя изорвана когтями ларла, поэтому я надел новую.
Вика расстелила соломенный матрац на полу у каменного возвышения для сна. Сидя на матраце, она наблюдала за мной.
В ногах постели толстое рабское кольцо: если хочу, я могу приковать к нему Вику.
Я прицепил к поясу меч.
– Ты хочешь выйти из комнаты?
– спросила Вика. Это были ее первые слова после еды.
– Да.
– Но тебе нельзя.
– Почему?
– насторожился я.
– Это запрещено, - сказала она.
– Понятно.
И я двинулся к двери.
– Когда ты понадобишься царям-жрецам, за тобой придут, - сказала она.
– А пока ты должен ждать.
– Не собираюсь ждать.
– Но ты должен, - настаивала она, вставая.
Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.
– Не надо так бояться царей-жрецов, - сказал я.
Она поняла, что я не отказался от своего решения.
– Если выйдешь, - сказала она, - возвращайся до второго гонга.
– Почему?
– Ради тебя самого, - сказала она, опустив глаза.
– Я не боюсь.
– Тогда ради меня.
– По-прежнему она не поднимала глаз.
– Но почему?
Она, казалось, смутилась.
– Я боюсь оставаться одна.
– Но ты была одна много ночей, - заметил я.
Она посмотрела на меня, и я не смог понять выражения ее обеспокоенных глаз.
– Бояться никогда не перестаешь, - сказала она.
– Я должен идти.
Неожиданно издалека донесся удар гонга, какой я уже слышал в зале царей-жрецов.
Вика улыбнулась мне.
– Видишь, - облегченно сказала она, - уже слишком поздно. Ты должен остаться.
– Почему?
Она смотрела в сторону, избегая моего взгляда.
– Потому что скоро потускнеют лампы и начнутся часы, отведенные для сна.
Она как будто не хотела говорить дальше.
– Почему я должен остаться?
– спросил я.
Я крепче сжал ее плечи и потряс, чтобы заставить говорить.
– Почему?
– настаивал я.
В глазах ее показался страх.
– Почему?
– требовал я.
Послышался второй удар гонга, и Вика, казалось, вздрогнула у меня в руках.
Глаза ее в страхе широко раскрылись.
Я свирепо потряс ее.
– Почему?
– воскликнул я.
Она с трудом могла говорить. Голос ее был еле слышен.
– Потому что после гонга...
– сказала она.
– Да?
– ...они ходят.
– Кто!
– Цари-жрецы!
– воскликнула она и отвернулась от меня.