Царица амазонок
Шрифт:
Мирина плохо помнила обратную дорогу к заливу.
К немалому облегчению Париса, они вышли из дворца Миноса как раз в тот момент, когда к царю явилась следующая делегация и глашатаи были слишком заняты, чтобы заметить, как троянцы вышли из святилища.
Отказавшись от паланкина, в котором ее доставили во дворец, Мирина вскочила на коня Париса и закуталась в его плащ, не выпуская топора из рук. Несколько мгновений спустя они уже мчались по городским улицам – на этот раз вниз по склону холма, к морю. Мирину тошнило от одной мысли о том, что Минос, который мог спокойно принимать
Когда они добрались до восточного залива, Парис помог Мирине соскочить с коня на землю. Она сделала несколько шагов по направлению к трапу… и остановилась.
– Как мне рассказать сестрам о том, что я видела? – прошептала девушка, обращаясь скорее к самой себе, чем к Парису. – Как сказать о таких чудовищных злодеяниях…
– Идем. – Парис забрал из рук Мирины топор и подтолкнул ее в сторону пляжа, на котором они встретились впервые. – Давай сначала смоем кровь с твоего лица, иначе ты до смерти напугаешь своих сестер. – Не дав Мирине возможности снять с себя одежду, он затащил ее в воду, ведя все дальше, пока юбка ее роскошного платья не поднялась на волнах, словно лепестки цветка. – Ну вот, – снова заговорил Парис, вытирая лицо Мирины подолом ее наряда. – Царице не следует расхаживать с кровавыми отметинами на лице, как какой-нибудь охотнице.
Мирина посмотрела на Париса:
– Но я и есть охотница.
Парис взял ее за подбородок и заглянул прямо в глаза:
– Ты спасла мне жизнь. И это делает тебя знатной женщиной. А уж боги, я уверен, давным-давно назначили тебя царицей. – Парис немного помолчал, его взгляд на мгновение скользнул по губам Мирины. – И я тоже.
Мирина отодвинулась от него:
– Было бы куда умнее с твоей стороны, если бы ты вернул меня в ту канаву, где нашел. Я, конечно, спасла тебе жизнь, но не забывай, что это именно я привела нас в то страшное место. И теперь Минос уж точно станет твоим врагом. – Мирина вздохнула и покачала головой. – Ты очень добр, а я к такому не привыкла. И ради себя самого не надо пытаться меня утешить. Я и отвечать-то на такое не умею, я могу только укусить.
– Погоди… – Парис обхватил Мирину за талию. – Я собирался кое о чем тебя спросить… – Прямо в воде Парис развернул Мирину спиной к себе и стащил платье с ее плеч.
Задохнувшись от негодования, Мирина прижала ткань к груди.
– Что ты… – начала было она, но тут же умолкла, когда пальцы Париса осторожно коснулись старой раны на ее спине.
– Вот что меня беспокоит… – Парис нажимал на кожу тут и там, исследуя рану. – Почему ты ничего мне не сказала?
Мирина высвободилась и снова натянула платье.
– Да потому, что это ерунда. И она уже заживает…
– Боюсь, что это не так. – Парис направился к берегу. – Как только выйдем в море, я осмотрю тебя получше.
– В море?..
Он остановился и обернулся. На лице его играла кривая улыбка.
– Или ты предпочитаешь провести ночку с Миносом? Уверен, приглашение не заставит себя ждать.
Ни одна из женщин не стала возражать, когда они увидели, что троянцы принялись готовить корабль к отплытию. Они прекрасно понимали, что у них нет другого выбора, кроме как остаться на борту. И хотя их будущее оставалось все таким
Как только они отошли от берега и большие паруса наполнились крепнущим ветром, Мирина собрала сестер на палубе и во всех подробностях объяснила им причины столь поспешного отплытия. Как она и предполагала, рассказ о чудовищном открытии во дворце Миноса заставил женщин взвыть от горя и отчаяния.
– И ты… ты поняла… кто это был? – спросила наконец Анимона, продолжая в ужасе прижимать ладони ко рту.
– Думаю, это была Ниита, – шепотом ответила Мирина, закрыв глаза при воспоминании о бесчисленных человеческих черепах. – Но я не уверена.
Ниита была тихой девушкой, редко привлекавшей к себе внимание; и она никогда не вызывала в сестрах столько любви и привязанности, как в этот вечер, когда женщины сидели на палубе в свете безразличной ко всему луны, вспоминая ее мягкость и нежность.
– Она всегда выполняла свои обязанности, не жалуясь, – тихонько сказала Питана, уйдя в свои мысли. – И никогда не нарушала правила.
Кайми, будучи старше остальных, попыталась вернуть женщинам душевное равновесие, воспоминая прошлое.
– А ведь Ниита, кроме всего прочего, показывала нам, что в том, чего мы не делаем, может быть не меньше добродетели, чем в том, что мы делаем, – произнесла она, грустно покачивая головой.
Некоторое время женщины молчали, утирая слезы, безудержно лившиеся из их глаз. Потом Эги, которая, в отличие от Нииты, умела в любой ситуации найти предмет для спора, сказала Мирине:
– Я все-таки не понимаю, почему мы не могли задержаться и похоронить ее достойным образом. Ты, конечно, всегда находишь удовольствие в нарушении правил, но я считаю, что правила нужно соблюдать всегда. А теперь мы куда-то плывем с троянцами… – Голос Эги стал еще печальнее. – То есть я так полагаю, мы направляемся в Трою?
– Вот для тебя новое правило, – ответила Мирина, вставая; она боялась потерять терпение. – Не полагай ничего. Что же касается того, куда мы направляемся, я точно так же не знаю, куда мы плывем, как и ты. Но это не делает меня тираном, каким тебе хочется меня видеть. Ты здесь, как и все мы, просто потому, что нам больше некуда деться.
Позже тем же вечером Мирина решила поговорить с Парисом, который стоял в одиночестве на носу корабля, глядя в темные морские воды и на звезды в небе.
– Скажи, карта звездного неба здесь не такая, как там, откуда ты прибыла? – спросил он.
Мирина посмотрела на небо, которое так хорошо знала:
– Такая же. Наверное, наши звезды следуют за нами, куда бы мы ни отправились.
– Вон то созвездие, – Парис показал на небо, – названо в твою честь. Мы его зовем Охотником. – Он с усмешкой взглянул на Мирину. – А вы как называете его?
Мирина наклонилась вперед, оперевшись локтями о поручни:
– Моя мать называла его Три Сестры. Она говорила, что некогда жили три сестры, любившие одного и того же мужчину, а он попросил их самих рассудить, кто из них прекраснее прочих. И в результате начались война и разрушения. – Мирина посмотрела на Париса. – Моя мать всегда была убеждена, что звезды остались от какого-то другого, древнего мира, как предостережение для нас.