Царица царей

Хэдли Мария

В Риме было больше змей, чем человеческих душ.

И они танцевали для псила Усема. В Большом Цирке поднялась во весь рост огромная кобра с переливающейся зеленой чешуей. Август вывалился из ее объятий и покатился по трибуне, пока не оказался возле неподвижного Агриппы.

Клеопатра беспомощно покачивалась, словно сам Нил обрел плоть и предстал перед императором Рима, порабощенный и побежденный.

Усем пропел последние строки. Змея перестала извиваться, застыв перед псилом, раненым императором

и ошеломленными детьми. Спустя миг она рухнула наземь, вновь в облике обнаженной женщины.

Она проиграла.

Усем колебался. Вокруг него настойчиво кружил ветер, шевеля одежду и сообщая, что он должен немедленно убить Клеопатру. Иначе дальнейших неприятностей не избежать. Усем не мог предоставить такое право Риму, но вдруг понял, что уже ни в чем толком не уверен. Он слишком долго смотрел в глаза царицы. Потерянная и одинокая Клеопатра… И на кого подействовала его песня — на кобру или на самого заклинателя? Он не знал. А отравленный меч даже ее не ранил. Что ему еще оставалось предпринять?

Хризата незаметно подкралась к Усему. У нее появилась возможность получить желаемое, несмотря на слабость после использования заклинаний.

Ауд продолжала сосредоточенно шевелить пальцами. Она разматывала самую главную нить — судьбу царицы, распростертой в пыли. Она снова хотела перерезать ее, но не смогла. Нить оставалась очень прочной и переплелась с узором богини. Сейдкона потянула за другие волокна. Псил и греческая жрица. Призрак Марка Антония. Тяжело дыша, она соединила их с участью царицы и со своей собственной. Так было всегда.

Призрак выругался, наблюдая за поражением своих легионеров. Половина из них — мертвы, других взяли в плен солдаты Агриппы. О чем он думал? План оказался несовершенным и примитивным. Он подвел Клеопатру, наняв пьянчуг, к тому же в недостаточном количестве. В итоге разбежались, как трусливые зайцы. Они не спасли Клеопатру. Но он не мог их винить. Когда он нанимал их, то и понятия не имел, что она из себя представляет. Бедолаг никто не предупредил.

Личная стража Августа окружила Клеопатру, держа наготове копья и мечи. Марк Агриппа с трудом встал и поднял императора, морщась от боли в сломанной руке.

Мальчики сбежали с трибун к Клеопатре, выкрикивая ее имя. Селена оставалась на месте, молча уставившись на мать. В ее глазах застыли слезы. Антоний шагнул к дочери, но, увидев ужас на лице ребенка, свернул и направился по ступеням к царице.

Хризата, не скрывая радости, удержала призрак с помощью синахита. Позади нее схоронился слуга сенаторов, который терпеливо ждал своего часа. Жрица его не замечала.

— Ты мертв, — сообщила Хризата Антонию. — Тебе нечего здесь делать.

— Здесь моя жена, — негромко и угрожающе ответил тот. — И я пойду к ней.

Он начал сопротивляться камню, и его лоб прорезали

морщины. Не касаясь земли, он за считаные секунды оказался рядом с Клеопатрой. В пальцах Хризаты остался лишь обрывок его души. Она вцепилась в него, но Антоний выкрикнул:

— Я не раб! Отпусти меня!

Лежащая на арене Клеопатра вздрогнула. Тело ее подчинялось змеиной песне, хотя она и сбросила облик рептилии. Она подняла голову, не веря своим глазам.

— Любимый, — прошептала она. — Я думала, ты умер.

— Ты права, — заявила жрица и сдавила ногтями край души Марка Антония. Он вновь превратился в призрачное облако, каким был, впервые поднявшись из Аида. Хризата быстро и грациозно затолкала его обратно в серебряный ларец и взглянула на Клеопатру. Настоящая волчица, оценивающая раненую жертву.

Легионеры придвинулись ближе к царице и принялись колоть ее копьями. Возле матери жались двое ее сыновей. Антоний исчез. Наверняка он ей привиделся. Она протянула руки к детям, но старший в страхе отступил назад. Птолемей с плачем кинулся к ней, и Клеопатра крепко прижала мальчика к себе. Поцеловав его, царица прошептала ему на ухо:

— Теперь ты — царь Египта. Ты и твой брат. Ведите себя, как подобает фараонам.

— Египта уже нет, — произнес Александр Гелиос.

Потом он подошел к матери, и она обняла его. Селена все еще сидела наверху, не собираясь спускаться.

— Я здесь ради тебя, — с мольбой сказала Клеопатра.

Девочка покачала головой. Клеопатра посмотрела на ее миловидное смуглое личико. Прошло больше года с тех пор, как она видела ее в последний раз. Селена изменилась.

— Ты — не моя мать, — заявила она. Клеопатра почувствовала, как слова дочери обжигают ее кожу, разбивая вдребезги радостные воспоминания.

Селена в замешательстве прислонилась к юной колдунье, той самой, которая пленила ее отца. Жрица рассмеялась. Сила перетекала от девочки к Хризате.

Император, хромая, остановился перед Клеопатрой. Он торжествовал. В его пальцах что-то сверкнуло.

Август набросил на царицу тонкую сеть. Клеопатра застонала, ощутив ее обжигающее прикосновение. Почти невыносимая боль пронзила ее до костей. Детей вырвали из ее объятий. Она опять осталась одна, опутанная серебром.

— Думала, сумеешь победить Рим? Теперь мы тебя сожжем, — бросил он срывающимся голосом. — Не сомневайся.

— Попробуй, — ответила она. — Я не стану гореть.

Император дал знак группе солдат, и те шагнули вперед, держа в руках глиняные сосуды. Они вылили на тело Клеопатры их содержимое — густую маслянистую жидкость.

— Сейчас проверим, — усмехнулся Август.

Царица извивалась, мучаясь от страданий, которые причиняло серебро. А легионеры проворно обложили ее дровами и хворостом.