Царица Хатасу
Шрифт:
И не пропуская ничего, он передал весь разговор.
– Теперь понимаешь, что узнав о подобных вещах, она совершенно исцелилась от своей слабости к Мэне. И убедилась, что ее омрачил злой дух, когда она предпочла его такому благородному и уважаемому человеку, как ты. «И если он еще любит меня, – сказала она, – то я счастлива исправить свою несправедливость в отношении его. И скажи, чтобы он доставил мне удовольствие и посетил меня».
– Сегодня же пойду и надеюсь, что она не долго заставит меня ждать счастья, – сказал сияющий Хнумготен. – Но кто бы мог подумать, что Мэна окажется таким канальей, – он сплюнул. – Еще раз спасибо тебе, и я уверен, скоро
Когда через полчаса Кениамун покинул казармы, на губах его блуждала злобная и торжествующая улыбка.
– А, благородный Мэна, – бормотал он, – я отомщу тебе за оскорбление. Не раз еще ты вспомнишь пир, на котором обошелся со мной с таким презрительным пренебрежением.
Глава V. Нейта в Храме Гаторы
Была еще ночь, но бледный луч луны и свежий ветерок, подувший с реки, уже предвещали приближение рассвета, когда закрытые носилки, несомые четырьмя неграми, покинули дворец Пагира и направились по молчаливым улицам столицы к храму Гаторы. В носилках сидела Нейта и старая служанка. Девушка была бледна и печальна, большие влажные глаза ее были устремлены в пространство, и она, казалось, не замечала ничего вокруг. Она стремилась найти поддержку у ног могущественной богини. Нейта с детства оказывала ей особенное предпочтение.
Носилки остановились у храма. К ним подошел старик–сторож, сидевший перед дверьми. Узнав девушку, он поклонился.
– Я хочу помолиться. Впусти меня, Хамус, – сказала она, протягивая ему кольцо серебра.
Обрадованный старик проводил ее до самого входа. Она вошла вместе со служанкой.
В галерее девушка откинула вуаль и, преклонив колени, стала горячо молиться. Конвульсивные рыдания сотрясали ее, и слезы ручьями текли по щекам. И поглощенная своей молитвой, она даже не подозревала, что какой–то мужчина, скрытый мраком галереи, с любопытством и сочувствием наблюдает за ней.
Длинная белая одежда и бритая голова мужчины означали, что это был жрец. Скрестив руки, он прислонился к колонне и не сводил глаз с очаровательного лица девушки, освещенного лампой.
«Кто бы это мог быть? – думал он. – Такая молодая, красивая – и в таком страшном отчаянии. Может быть, она потеряла любимое существо, и я буду в состоянии ее утешить?»
Медленно и бесшумно приблизился жрец к молившейся девушке и встал у нее за спиной. Теперь было видно, что это молодой человек, высокого роста. Его бледное лицо отличалось чудной красотой. Бархатистые глаза и тонко очерченный рот выражали глубокую меланхолию. Он стоял неподвижно, глядя с любопытством и восхищением на прекрасное создание, стоявшее перед ним на коленях. Затем, наклонившись вперед, он слегка дотронулся до ее плеча.
Нейта вздрогнула и обернулась. С минуту она, как очарованная, смотрела на склонившееся к ней спокойное и приятное лицо, а потом проронила:
– Ты божественный гонец Гаторы, которого посылает мне богиня, тронутая моим отчаянием?
– Я один из простых служителей могущественной богини, причисленный к этому храму. Я такой же смертный, как и ты, девушка, – ответил жрец грустным мелодичным голосом. – Видя твои слезы, я подошел спросить, не могу ли я чем–нибудь облегчить твое горе?
Нейта жадно слушала его, пытливо всматриваясь в каждую черту этого лица, казавшегося ей необыкновенно знакомым. Где она видела эти глубокие мечтательные глаза и слышала этот гармоничный голос, заставлявший
– Служитель Гаторы, да, я доверяю тебе все, что угнетает мое сердце. Твой совет просветит меня. Но прежде всего узнай, кто я. Мое имя – Нейта. Я дочь Мэны, советника фараона Тутмеса I. Мой отец сопровождал его во всех походах и командовал царским станом. Со времени его смерти я с братом живу у дяди Пагира, о котором ты, быть может, слышал, так как он состоит начальником царских конюшен.
В кратких словах она рассказала ему про свою жизнь, про заложенную мумию и про жертву, которой требуют от нее для спасения семейной чести.
– Ради памяти моего бедного отца я должна выйти замуж за ненавистного человека, но я отомщу! – пламенно закончила она.
Жрец выслушал ее с глубоким вниманием.
– Велико испытание, ниспосланное тебе богами, благородная дочь Мэны, – с важностью сказал он. – Но я должен сказать тебе, что бессмертные принимают жертву только тогда, когда она приносится от чистого сердца. Ненависть же ни в коем случае не следует примешивать к такому священному союзу, как брак.
С необыкновенным увлечением и убедительностью он описал девушке, какое величие заключается в принесении себя в жертву за другого и какое спокойствие и удовлетворение черпают, живя в строгой добродетели.
Нейта позабыла и Кениамуна, и своего жениха. Она видела только говорившего с нею молодого жреца, слышала только его дрожащий и мелодичный голос. Для нее, опьяненной настоящим, не существовало ни прошлого, ни будущего.
Продолжая беседовать, молодые люди приблизились к выходу. Луч солнца, упавший на порог, заставил вздрогнуть жреца.
– Ра выходит. Я должен принести ему утренние молитвы. Ты же, благородная Нейта, возвращайся домой, молись и выполняй свой долг. Богиня поддержит тебя. До свидания.
Сделав прощальный знак рукой, он исчез в тени. Нейта опустила вуаль и позвала служанку. Как во сне она села в носилки. Сердце ее усиленно билось, щеки пылали, мысли сосредоточились на одном: «Где я видела этого чудного человека? Где и когда я снова увижу его?»
– О! Если бы он полюбил меня, – невольно вырвалось у нее. Но в ту же минуту яркая краска залила ее лицо, и она бросила на служанку смущенный и испуганный взгляд. Добрая старуха ничего не заметила и не поняла. К тому же, что бы ни делала и ни говорила ее маленькая обожаемая госпожа, – все было в глазах доброй Бэки совершенством и стояло выше всякой критики. Вернувшись во дворец, Нейта отослала всех и бросилась в кровать. Ей хотелось помечтать вволю.
С этого дня странная жизнь началась для девушки. Ее ненависть к Хартатефу, так же как и любовь к Кениамуну, как–то стушевались. Равнодушная ко всему окружающему, она погрузилась в бесконечные грезы, живя исключительно в мире фантазии, центром и единственным объектом которого был молодой жрец храма Гаторы. Впрочем, по своей наивности Нейта даже не подозревала, что ее сердцем овладела сильная страсть. Она чистосердечно продолжала оплакивать роковую случайность, разлучившую ее с Кениамуном. Сатати подозрительно наблюдала за ней. Она никак не могла объяснить себе неожиданную перемену, происшедшую в падчерице. Капризы и раздражение Нейты сменились полной безучастностью и равнодушием.