Царица Хатасу
Шрифт:
– Твое сердце подсказало тебе хорошую мысль, дитя мое. Всегда люби и уважай того, на кого, случайно, ты так похожа. Это был храбрый и великодушный герой. Но вернемся к моей свите. Я не могу дольше оставаться здесь. Больной фараон требует моего ухода.
Они вместе вернулись на террасу. Благосклонно простившись со всеми, Хатасу спустилась в лодку.
Когда царская лодка исчезла в темноте, Сатати вздохнула с видимым облегчением. Она тоже заторопилась домой, ссылаясь на то, что ее долгое отсутствие, вероятно, беспокоит домашних.
Прощаясь с Саргоном, Нейта сняла с себя гирлянду и подарила ее принцу, попросив возложить ее на голову прекрасному
– Я не уступлю ее ни Хартатефу, ни Кениамуну. Она должна принадлежать мне, – лихорадочно шептал он. – Хатасу отдаст мне ее, она не раз говорила, что желает моего счастья. Только нужно как–нибудь уничтожить Хартатефа или обезвредить его. Впрочем, в этом мне поможет Кениамун, думая, что старается для себя. Завтра я пошлю за ним. Что же касается заложенной мумии, я пока ничего не скажу о ней царице.
На следующее утро Саргон послал гонца за Кениамуном. Он приглашал его немедленно прибыть к нему для переговоров по известному делу. Но молодой воин был занят службой и только на следующий день смог явиться во дворец принца хеттов.
Саргон принял его с притворной благосклонностью, так как в душе уже ненавидел Кениамуна – человека, осмелившегося любить и быть любимым Нейтой. Глухая ревность сжимала сердце принца.
Когда воин сел и рабы были выдворены, Саргон наклонился к гостю:
– Еще третьего дня мне удалось сдержать свое обещание и поговорить с Хатасу. К великому моему сожалению, она ответила мне, что не может без уважительных причин оскорбить такого всеми уважаемого человека. Тем более, что Нейта еще не призналась, что этот союз принудительный, хотя царица и спрашивала ее об этом. От стыда ли, из жалости или боязни, но она промолчала. Относительно мумии, Хатасу решила, что это могло быть простой клеветой, придуманной врагами Мэны и Хартатефа. К тому же последний, жертвуя целым состоянием для восстановления чести предка, показывает себя с очень благородной и великодушной стороны. Царица сказала, что только неопровержимые доказательства какого–нибудь бесчестного поступка могут заставить ее решиться отказать ему в руке Нейты. Итак, мой дорогой Кениамун, если ты хочешь достигнуть цели, – заключил Саргон с притворным равнодушием, – тебе надо открыть в прошлом или в настоящем Хартатефа какую–нибудь гадость. Или же надо придумать что–нибудь, что могло бы погубить его в глазах царицы.
– Благодарю тебя, принц, за искреннюю доброту и громадную услугу, которую ты оказал мне. Твое великодушное вмешательство уже принесло плоды. Как сообщил мне утром Хнумготен, вчера после полудня Хартатеф был вызван к царице, которая объявила ему, что откладывает свадьбу Нейты на двенадцать лун. Таким образом, мы выиграем время. Я не сомневаюсь, что найду какое–нибудь обстоятельство, компрометирующее Хартатефа. Его роль в истории с заложенной мумией мне кажется очень подозрительной. Не напрасно он поддерживает таинственные сношения со Сменкарой, самым алчным ростовщиком в Фивах, и с его женой Ганоферой, этим шакалом в юбке, которая сделала его своим любовником.
– Желаю тебе успеха и попрошу сообщить мне о твоих открытиях. Хартатеф мне антипатичен своей глупой гордостью. Действительно, странно, что такой гордый и богатый вельможа поддерживает связь с ростовщиком и сводней.
Когда Кениамун уехал, принц вытянулся на ложе и прошептал с самодовольной улыбкой:
– Все идет прекрасно. Скоро, Хартатеф, я отплачу тебе за оскорбительный
Глава VII. Абракро
Вернувшись домой, Кениамун заперся в своей комнате и стал серьезно обдумывать слова Саргона. Хартатефа необходимо было уничтожить, и притом как можно скорей. Стремление воина жениться на Нейте значительно усилилось с тех пор, как он узнал о ее портретном сходстве с покойным Нароматом. Как искра, заронилось в его душу подозрение, что, может быть, тайные узы связывают Нейту с ее царственной покровительницей. Если это так, то ее будущий муж легко может достигнуть вершины почестей и богатства. Какая соблазнительная перспектива для человека бедного и жаждущего наслаждений!
Но как быстро и решительно избавиться от Хартатефа? Озабоченный, с пылающим лицом, он ходил по комнате. Вдруг он ударил себя по лбу, и глаза его засияли надеждой и торжеством.
– Как это я раньше не вспомнил об Абракро? – пробормотал он. – Эта могущественная чародейка поможет мне и средством и советом.
Полный нетерпения он решил ни на минуту не откладывать визит к знаменитой чародейке. Эта волшебница жила на окраине Фив, в уединенном доме. Сюда часто наведывались женщины, желавшие знать будущее, ревнивые мужья и несчастные влюбленные. Сложив в изящную шкатулку несколько ценных вещей, Кениамун приказал запрячь колесницу и отправился в сопровождении старого и верного раба в отдаленный квартал, где жила Абракро. Прежде чем углубиться в лабиринт грязных и узких улиц, ведущих к жилищу чародейки, Кениамун сошел с колесницы и, приказав рабу ждать, продолжал путь пешком.
После двадцатиминутной ходьбы он попал на небольшую пустынную площадь, окруженную развалинами. С одной стороны тянулась высокая стена, за которой виднелись пальмы, акации и сикоморы большого сада. В стене была маленькая дверь. Кениамун взялся за небольшой молоток и тихо ударил в гонг. Он, зная обычаи дома, не первый раз прибегал к помощи Абракро.
Через несколько минут дверь открылась и посетитель очутился в таинственной аллее, ведущей к небольшому дому, почти скрытому густой листвой.
– Здравствуй, Хапи! Можно видеть твою госпожу? – спросил Кениамун, бросая кольцо серебра горбатому карлику, тщательно запиравшему дверь.
– Да, господин. Только тебе придется немного подождать, она занята с другим посетителем.
Карлик провел воина в дом и удалился. Оставшись один, Кениамун еще раз обдумал предстоящий разговор, стараясь найти лучший способ в достижении желаемого.
Несмотря на большую славу, которой пользовалась в Фивах колдунья, никто совершенно ничего не знал о ее происхождении. Абракро появилась в столице вскоре после триумфального возвращения Тутмеса I из похода к берегам Евфрата. Сведущие люди предполагали, что она была пленницей из племени хеттов, освобожденной благодаря заступничеству Хатасу. Слабость последней к этим презренным побежденным была постоянной причиной негодования добрых египетских патриотов. Рассказывали о каком–то чудесном и буквально исполнившемся предсказании Абракро молодой царице. За это Хатасу подарила ей дом и оказывала честь, приглашая иногда во дворец. Практика у чародейки была огромная. Она не только предсказывала будущее и готовила непогрешимые эликсиры, но еще обладала таинственными познаниями в медицине и творила чудеса там, где официальная наука была бессильна.