Царица Хатасу

Крыжановская-Рочестер Вера Ивановна

– Твое намерение благоразумно, сын мой, и я вполне одобряю его.

– Само собой, что в мое отсутствие ты останешься здесь полным хозяином и тебе будут повиноваться, как мне самому. Теперь последний вопрос. Я давно уже знаю через верного Хапзефа, что обо мне ходят подозрительные слухи, и что жрецы Мемфиса считают меня нечестивым. Их подозрения и ненависть могут возбудить недоверие двора и повлечь за собой еще более неприятные последствия. Чтобы положить конец этой болтовне и удовлетворить касту жрецов, я хочу перед своим отъездом принять участие в большой религиозной процессии и совершить торжественное жертвоприношение на гробнице отца. Не оскорблю ли я этим Молоха?

Циничная

и ледяная улыбка скользнула по губам мудреца.

– Не бойся ничего, сын мой. Не наружные обряды, а вера, молитва и стремление души образуют связь между человеком и божеством. Итак, будь спокоен и заботься о нашей безопасности. Молох видит твое верное сердце. К тому же он, как и твои боги, предписывает уважение к умершим.

– Ты освобождаешь меня от всяких угрызений совести. Сегодня же ночью я пошлю гонца в Фивы с приказанием приготовить мой дворец.

Глава XVIII. Планы Нефтисы

После довольно долгого и скучного путешествия Нефтиса высадилась в Фивах и направилась в сопровождении верного Анубиса к дому своего зятя.

За время пути она успокоилась и много размышляла о прошлом и будущем. Воспоминание все еще наполняло ее существо, но она уже не любила Хоремсеба безумной страстью. Она понимала, что он никогда ничего не чувствовал к ней, только циничной жестокостью возбуждал ее, чтобы смеяться над ее страданиями, играя ее сердцем, как кошка мышкой. Но тем не менее, когда горечь и ненависть нашептывали ей мысль донести на князя и обнаружить его неслыханные преступления, совершавшиеся во дворце, сердце ее слабело. Нефтиса поняла, что, несмотря на все, человек этот еще господствовал над нею и что она никогда не будет в силах погубить его. Нет, никто никогда не должен узнать секрета ее исчезновения, так как она слишком хорошо понимала, что осуждена на смерть, если он найдет ее.

Она и не подозревала, что со времени чудесного бегства она очень сильно изменилась. Увлекающаяся и страстная натура, возбужденная ядом до безумия, она теперь потеряла всю свою прежнюю живость. Казалось, вся экзальтация чувств сразу угасла под ледяной корой, сковавшей все ее существо. Она стала спокойной и холодной. Обостренный и развившийся ум подавлял всякое движение сердца, а оно оцепенело, сделавшись равнодушным и, как бы, стало медленнее биться. И кровь не согревала ее, как прежде, и не окрашивала ее щеки, ставшие матово–бледными, как воск. Глаза ее горели странным огнем, а смеющийся и болтливый рот принял мрачное, жестокое и горькое выражение. Можно представить себе изумление Ромы, когда он увидел явившуюся к нему живую Нефтису, которую почти год считали умершей. Так как он торопился на службу в храм, то поручил устроить ее и Анубиса своей старой экономке и предложил девушке отдохнуть, отложив объяснения и разговоры до послеобеденного времени.

По окончании обеда жрец повел невестку на террасу и попросил объяснить ее таинственное исчезновение, возвращение и, наконец, где и как она жила все это время.

– Я могла бы солгать и басней удовлетворить твое законное любопытство, – ответила Нефтиса после минутного молчания. – С другими я буду поступать так, но к тебе я обращусь только с одной просьбой: не расспрашивай меня, Рома, я ничего не могу сказать об этом случаев моей жизни. Клянусь тебе, что я достойна твоего уважения и что вместе со мной никакое бесчестие не входит под твою кровлю.

– Для меня этого достаточно. Благодарю тебя за откровенность, – с улыбкой сказал жрец.

Нефтиса пожала ему руку и перевела разговор на другую тему, она хотела знать причину смерти сестры. При имени Ноферуры лицо жреца омрачилось.

–

В свою очередь, я тоже буду откровенен, – ответил жрец после минутного колебания. – У Ноферуры был характер в высшей степени дерзкий и страстный. Ее поведение причинило мне столько неприятностей, что я не мог любить ее, как она того требовала. Тогда она позволила себе в отношении меня неблагородный и преступный поступок. Она воспользовалась волшебным средством, добытым ею в Мемфисе, куда она ездила после твоего исчезновения под предлогом утешения Гора и Сататы.

С тех пор, как она возвратилась из путешествия, я почувствовал к ней любовь, в которой не было ничего человеческого. Огонь переливался в моих жилах, мои страдания не поддаются описанию, и только рядом с ней я находил относительный покой.

Позже я припомнил, что все это время, пока длилось мое безумие, меня преследовал удушливый аромат цветка, который, казалось, издавала Ноферура и что, как только мне не хватало этого аромата, я чувствовал себя, как без воздуха. Конечно, я умер бы от истощения или сошел бы с ума, если бы боги не сжалились надо мной. Когда Ноферура должна была ехать к умирающей Сатате, я сопровождал ее, чтобы ни на один день не расставаться с ней. В минуту ее смерти чары были разрушены. Воспоминание о ней внушает мне такое отвращение, что я едва могу подавить его.

Бледная, с нахмуренными бровями, слушала Нефтиса этот рассказ, тайный смысл которого она понимала лучше рассказчика.

– Я понимаю тебя и глубоко сожалею, что вызвала эти тягостные слова и воспоминания, – сказала она. – Не знаешь ли ты, Рома, привезла Ноферура из Мемфиса мою шкатулку с драгоценностями? Там было несколько вещей, которые я хранила на память о матери. Я была бы очень рада найти их опять.

– Как же. Я распоряжусь, чтобы тебе ее сейчас же отдали. Я велел ее сберечь.

Через несколько минут старая смотрительница за гардеробом принесла шкатулку. Нефтиса перерыла все, вынула и надела кольцо, затем сказала небрежным тоном:

– Не знаешь, не носила ли Ноферура или не хранила ли между своими вещами дорогого ожерелья, составленного из эмалированных звезд, соединенных между собой кольцами? Эта вещь очень дорога мне, так как она была свадебным подарком, полученным моей покойной матерью.

– Из звезд, эмалированных синим с красным? О да, я помню его. Со времени возвращения из Мемфиса она постоянно носила его на шее в память о тебе, как она мне говорила. Оно было на ней в минуту катастрофы, но потом я больше не видел его. Украли его или оно упало в Нил во время спасения? Я, право, не знаю, я был слишком взволнован, чтобы думать об этом. Я глубоко сожалею, дорогая Нефтиса, что ты лишилась этой вещи. Надеюсь, что ты доставишь мне удовольствие и примешь взамен потерянной вещи несколько уборов, которые носила твоя сестра.

Нефтиса поблагодарила его, она узнала, что хотела, и разговор перешел на другие темы. Говорили об Антефе, бывшем женихе Нефтисы, который до сих пор оставался верен ее памяти и, узнав, что она жива, пожелает заявить свои права. Коснувшись этого вопроса, Рома заметил, что, по его мнению, благоразумнее всего было бы уехать к Антефу в Буто и выйти за него замуж.

Оставшись одна, Нефтиса ушла в свою комнату, легла на ложе и погрузилась в размышления. Рома был прав. В ее уме возник образ молодого Антефа. Прежде он ей очень нравился. Симпатичный, умный, богатый и, как племянник Сэмну, – с блестящей будущностью, Антеф казался ей отличной партией. От всего сердца она обещала ему стать женой. Назначение молодого человека на пост коменданта в Буто отсрочило свадьбу. Сатата собиралась уже отвезти племянницу к ее жениху, как роковое приключение с Туа все расстроило.