Царица лукоморская
Шрифт:
– Я не один, – нараспев произнёс гость, – там, за воротами ещё Один.
– Эка вас прорвало–то! – Сердито проворчал Сварог. – Ну, один туда, один сюда – разница невеликая, учитывая, сколько уже незваных гостей в Ирий вломилось.
– Ты не понял меня, Сварог, – ласково поправил его рыжий гость, сидя на воротах и болтая ногой, обутой в крепкий сапог. – Ударение на первой букве делай: Один. Один там. И Тор тоже. И прочие твои любимые скандинавские родственники. Открывай–ка ворота быстренько. Или нам, взяв пример с наших общих греческих да италийских родственников, тоже
– Ну–ну, – всплеснул руками хозяин райского сада, – посмотри на них: что крестьяны, то и обезьяны!
– Да хоть и так, хоть и обезьяны, – усмехнулся рыжий плут, – а только незачем разбрасываться проверенными методами, тем более, такими действенными.
– Ты мне это брось, брось! – Взмахнул руками райский управитель. – С тараном шутки плохи, хотя признаю, что дурной пример одних нахалов плохой привычкой у других становится. – Нехотя согласился Сварог. Помня, что против тарана приём ещё не изобретён, вставил ключ в замок, но не удержался, съязвил:
– А что, лестницами не пользуетесь для вторжения на чужую территорию? Чай, не зря с собой издалёка пёрли, готовились, как вас в дверь попрут, в окно лезть из вежливости великой? Не надорвались случаем? – Ядовито поинтересовался он, на что Локки ответил:
– У нас здоровье хорошее, мы ж на пище простой живём, раздельное питание практикуем. Всё больше рыбу едим, да мясо, а яблоками молодильными не балуемся, и киселями себе жиры на боках не наедаем.
– Скажи ещё, что вы и сурицу не пьёте, и вообще трезвенники – и я слезу пущу!
– Не понимаю я твоего настроя, Сварог. Мы ж с радостью к вам шли, мы ж не на войну, мы так, идём мимо, смотрим – ворота. Дай, думаем, постучимся. А лестницы на всякий случай захватили, думали, на дуб твой лезть придётся, чтобы хозяину дома почтение засвидетельствовать. Ты ж всё оригинальничаешь, гнездо в дупле себе свил, всё птицу из себя строишь.
– Ну конечно, то-то я смотрю, что у нас тут ворот несчитано-немеряно! На каждом облаке ворота, идёте вы, бредёте, воротные половинки считаете, а тут надо же – не удержались. Ну не хотели ко мне в Ирий лезть, да в пустынном нашем месте мимо промазали и в аккурат попали! Не удержались, постучались – думали Валгалла, а тут Ирий. Ну, развернулись бы назад, да к себе и топали. Мы б тут поплакали дня три, да как-нибудь утешились бы.
– Не по–родственному было бы лишить тебя, брат мой божественный, и домочадцев твоих радости культурного обмена, – ответил хитрый змей Локки, потряхивая давно нечесаной гривой рыжих волос.
– Какой культурой с вами, варварами, меняться?! – Возмутился райский управитель, всё ещё надеясь отвертеться от роли гостеприимного хозяина. – Да у вас, викингов скандальных, на обмен окромя драк да сквернословия ничего культурного и нет вовсе! – крикнул во всю глотку, но его уже никто не слушал.
Ворота как были на замке, так и остались закрытыми, а со стен давай гости сыпаться. Сварог посчитал, сколько лестниц приставили, но сбился. А скандинавы в колонну построились, и в райский сад промаршировали. Хозяин Ирия хотел возмутиться, но только открыл рот, как тут же задохнулся от едкой вони, длинным шлейфом тянувшейся
– Вот от меня плохо пахнет, да?! – просипел он, кашляя и сморкаясь. – Вот я козёл душной? Посмотрим, Ладушка, что ты теперь скажешь! Да ты теперь на меня не надышишься, не нанюхаешься! Я ж тебе, жена моя милая, парфюмом благоухать буду – на фоне этих вот, отродясь немытых.
Утерев нос рукавом, Сварог хотел вернуться к жене, чтобы высказать всё, что думает о её обонянии, но, взглянув на ворота, похолодел и метнулся к ним. Провернул ключ, вытащил, в карман положил и с чувством выполненного долга повернулся к створкам спиной. Не успел сделать и шага, как послышалось, будто кто скребётся. Остановился, нахмурился, думая, спрашивать, кто там шарошится, или не рисковать? Но выбор сделали за него: с той стороны гнусаво, жалобно и, в то же время с нескрываемой наглостью, затянули:
– Ой, да помогите нам, погорельцам, сами мы не местные, от поезда отстали, а документов у нас отродясь не водилось, зато детей малых воз и телег обоз. Дяденька, пустите воды напиться, а то так жрать хочется, что мы и переночевать у вас согласные, особливо, ежели одежонкой ещё поделитесь да деньжонок немного дадите!
– Да что ж это делается! – вскипел Сварог, заворачиваясь огненным вихрем. – Вход воспрещён! Особенно погорельцам!
Через миг он был возле жены, на кухне. Схватил её за плечи, развернул лицом к себе и отступив на шаг, потряс перед лицом вытянутым указательным пальцем. Лада подняла бровь, потом приподняла скалку и постучала по ладони левой руки. Сварог на всякий случай отступил на шаг, но успокаиваться не собирался.
– Вот ты мне прекращай, прекращай, говорю, без моего ведома всякую гадость во сне рассматривать! – Закричал он, потрясая кулаками. – Вот у других жёны как жёны, чего доброго во сне смотрят и богачество мужьям предсказывают, а ты? Ты?!! Ты что удумала, ты по свету меня пустить хочешь? Побираться?!
– Вот у других мужья как мужья: за ними как за каменной стеной – только хорошие сны снятся, а с тобой одна напасть краше другой! – Парировала Лада. – Да пошли тебя по миру побираться и не научи – шиш, а не кусочки! Можешь сейчас уже начинать у своих скифских родственников брать уроки попрошайничества. Это ж они там лаз под ворота Ирия роют, или я ошибаюсь? – Ухмыльнулась Лада, фыркнула на мужа, позабыв про уважение, отвернулась к печи и дальше себе спокойно кашеварит.
Плюнул в сердцах Сварог, назад, на ветвь дуба солнечного выбежал. Посмотрел вверх – а над ним облако родительское зависло, огненными медежами подёрнутое, предгрозовое, чёрное.
– И винить некого: сам ведь накаркал себе на голову, – вздохнул Сварог. – Пронесёт или шарахнет? – прошептал он, скрестив за спиной пальцы.
Вот так всегда, чего боишься, в то и влетаешь, причём без промедления и на большой скорости. Но пока зова громогласного не было, и Сварог решил в гости к отцу не напрашиваться, на неприятности самостоятельно не нарываться, а ежели они случатся, и Роду донесёт кто из добра желающих о случившихся беспорядках, то усиленно от обвинений отбрехиваться.