Царица Пальмиры

Смолл Бертрис

— Хозяин возвращается домой! Хозяин едет! Они проехали под высокой, покрытой крышей сторожкой над воротами и въехали в опрятный внутренний двор. С открытого портика дома сошла высокая и красивая женщина в бледно-голубой тунике. Ее длинные белокурые косы были уложены сзади на затылке. Голова была покрыта куском тонкой белой льняной ткани, который удерживался с помощью золотой ленты. Аул мгновенно соскочил с лошади, бросился к женщине, заключил ее в объятия и поцеловал в губы.

Она стала насмешливо бранить его, но ее светло-голубые глаза выражали нежность и любовь.

— Как

не стыдно, мой господин, да еще в присутствии наших гостей!

Марк слез с лошади, осторожно спустил на землю Зенобию, подвел ее к белокурой женщине и сказал:

— Эда, я — твой деверь Марк, а это моя жена Зенобия.

— Добро пожаловать в Британию и в наш дом, брат и сестра! — сердечно ответила Эда, застенчиво вышла вперед и расцеловала их в обе щеки.

Дагиан пристально всматривалась в Эду. В ответ та подошла к ней, и женщины обнялись. Они никогда прежде не встречались, но мгновенно поняли, что станут подругами. Дагиан успокоилась, ее ждала спокойная старость в доме этой молодой женщины.

— Но где же дети? — умоляющим голосом спросила Дагиан.

Из дома вышли восьмеро ребятишек, и Эда, в глазах которой светились гордость и любовь, представила детей их бабушке:

— Это мой старший сын, Граф-Эре. Ему семнадцать лет. А это — Леф-Эл, ему пятнадцать, и Эльф-Ред, ему тринадцать лет. Вот еще один, Бан-Бриггс, ему одиннадцать лет.

Дагиан обняла каждого из мальчиков, придя в восторг от их здорового и цветущего вида.

Эда продолжала представлять детей.

— А вот мои дочери.

И она подтолкнула вперед двух прелестных девочек-блондинок. Их длинные волосы были заплетены в аккуратные косы.

— Это Эрвина, ей десять лет, а это ее сестра Ферн, ей семь. Дагиан присела, протянула руки и обняла своих только что обретенных внучек. В ответ они застенчиво поцеловали ее.

— А Мавия? Где моя маленькая Мавия? — спросила Дагиан.

Мавия выступила вперед на укромного местечка позади своего отца и подошла к Дагиан.

— Да, бабушка?

— Дорогое дитя, это твои кузины, Эрвина и Ферн. Я знаю, вы подружитесь!

Три девчушки посмотрели друг на друга, и наконец Эрвина заговорила.

— А у меня есть пони, — произнесла она с важностью самой старшей.

— А у меня — котенок, — пропищала маленькая Ферн, и обе сестры взглянули на свою кузину.

— А я — царевна, — сказала Мавия, окончательно разрешив вопрос.

Голубые глаза сестер округлились от удивления.

— Ты? — спросила Эрвина. — Настоящая царевна?

— Конечно, — ответила Мавия. — Ведь других не бывает! А теперь отведи меня посмотреть твоего пони, кузина! Мой папа тоже подарит мне пони, и мы будем вместе кататься верхом!

Марк снисходительно усмехнулся, но Зенобия почувствовала себя униженной.

— Она не должна делать этого, и тебе не следует поощрять се, Марк! Пальмиры больше нет, а Мавия совсем еще ребенок! Эда засмеялась и по-дружески подала руку своей новой золовке.

— Она цепляется за прошлое, потому что новое — странное и загадочное. Должно быть, это нелегко для нее. Но вскоре она забудет, что когда-то была царевной, и будет бегать босиком по полям вместе со своими кузинами. А теперь

идите сюда и познакомьтесь с моими младшенькими!

Крепкая няня с румяными, как яблоки, щеками вышла вперед, держа за руки двух маленьких мальчиков с головами, покрытыми напоминающим паклю пухом, и озорно сверкающими темно-синими глазами.

— А эти два бездельника — Гал, которому удалось дорасти до пяти лет, и его маленький брат, Там-Тун, которому сейчас три года.

Дагиан наклонилась, чтобы поцеловать малышей. Глаза Зенобии наполнились слезами, когда она вспомнила своих сыновей, которые теперь потеряны навсегда. Марк обнял ее, и она тихонько заплакала у него на груди, а он нежно утешал ее.

— У нас появятся свои сыновья, — сказал он.

— Мне уже больше тридцати лет! — всхлипывала она. — Ах, почему я не вышла за тебя замуж много лет назад?

— Потому что ты была упрямой и гордой, да к тому же еще царицей Пальмиры, любимая. На тебе лежала такая большая ответственность, моя дорогая! Да и откуда мы могли знать, что все Кончится вот так?

— А сколько же вам лет, Зенобия? — спросила Эда. Когда Зенобия ответила, Эда рассмеялась.

— Там-Тун родился, когда я была всего лишь на год моложе, чем вы сейчас, и подозреваю, что произведу на свет еще не одного ребенка. Другое дело, если бы у вас вообще никогда не было детей! А теперь идемте, я отведу вас в вашу комнату!

Они вошли в обширный зал с тремя каминами и каменным полом. По обе стороны от главного камина начинались коридоры, которые вели в ванную и в кухню. Широкая лестница вела на второй этаж, где располагались спальни. Зенобию и Марка провели в большую, просторную и удобную комнату. Мавия где-то бегала вместе с кузинами.

В последующие дни Зенобия привыкала к образу жизни, который был совершенно не похож на тот, который она вела, будучи царицей Пальмиры. Не походил он и на образ жизни жены-римлянки, которым так любил дразнить ее Марк. Этот уклад немного напоминал ее детство, проведенное в племени ее отца. Аул и его семья были очень близки между собой, и эта близость распространялась также на членов племени добунни из Салины, вождем которых он был. Он заботился о немощных, больных, улаживал споры, одобрял браки, поддерживал мир и вершил правосудие. Все эти многочисленные обязанности Аул исполнял с честью. Он любил Британию и уже давно порвал связи с Римом. Однако Британию населяли множество племен. Одни из них были более цивилизованны, другие менее. Аул много времени и сил отдавал укреплению своих владений.

Зенобия не могла избавиться от ощущения опасности. Она не верила, что Рим позволит важной пленнице империи вот так просто исчезнуть. Как ни хорошо в доме Аула, она торопила Марка отправиться на остров. Внутренний голос предостерегал — она в опасности.

Однажды после полудня они с Марком ехали верхом по обширному поместью, принадлежавшему Аулу. Они остановились на невысоком холме и спешились. Воздух был напоен ароматом лаванды. Они сели на траву. Солнце грело их спины. Они посмотрели вокруг — на долину внизу, на реку, которая, извиваясь, прокладывала путь по зеленой местности.