Царица Пальмиры
Шрифт:
— Почему все, что полезно, имеет такой ужасный вкус? — спросила она, подавая Баб пустой бокал. — Ну, а теперь принесите мне ребенка!
Юлия приблизилась, баюкая запеленутый сверток, издававший тихие мяукающие звуки.
— Вот, взгляни, — сказала она, кладя ребенка на руки Зенобии.
Зенобия обратила взгляд на ребенка. Он не был похож ни на Вабу, ни на Деми. Потрясенная Зенобия пристально всматривалась в девочку. У нее голубые глаза, и их выражение казалось ей необычайно знакомым! Тут у нее закружилась голова, и она крепко прижала к себе
— Я люблю тебя. Я всегда любил тебя. Я любил тебя в незапамятные времена и буду любить еще долго после того, как всякие напоминания о нас будут стерты с лица земли.
Голова прояснилась довольно быстро.
— Уберите ее прочь! — почти закричала она, протягивая сверток. — Прочь!
Ребенок начал плакать, то ли испугавшись звука ее голоса, то ли каким-то образом почувствовав, что мать отвергает его. Юлия быстро подхватила ребенка и со странным выражением взглянула на Зенобию.
Баб поспешила к царице.
— Что такое, дитя мое? Что случилось?
— Я не хочу ее! Я не хочу ее! Я рожаю для моего Ястреба сыновей, а не дочерей.
— Но этот ребенок — последнее дитя господина Одената. Несомненно, это самый драгоценный подарок для тебя, дитя мое, — сурово возразила Баб. — Что ты имеешь в виду, говоря, что не хочешь ее? Конечно же, ты не хочешь. У тебя были трудные роды, и это помутило твой рассудок.
— Унесите ее! — кричала Зенобия.
Баб кивнула Юлии, и они поспешно вышли из комнаты, оставив царицу в одиночестве. В душе Зенобии царило смятение. Голос, который она слышала, был голосом Марка Бритайна! Разрозненные образы в ее памяти начали соединяться в единое целое, когда она изо всей силы пыталась сконцентрироваться, стараясь отыскать ключ, который откроет эту тайну. Однако этот ключ все ускользал от нее, и все это в сочетании с тяжелыми родами привело к тому, что вскоре она в изнеможении заснула.
Когда несколько часов спустя она проснулась, была глубокая ночь. Слабое пламя отбрасывало мерцающие отблески на стены, потолок и пол. Наступила ранняя весна, и ночи стояли еще прохладные, и она натянула на себя покрывала. Она вспомнила. Она вспомнила все о той жаркой июльской ночи, когда умер Оденат. Она вспомнила, с какой готовностью отдалась Марку Бритайну и какую нежную, страстную, дивную любовь он подарил ей.
«Я люблю тебя, — сказал он тогда. — Я всегда любил тебя. Я любил тебя в незапамятные времена и буду любить тебя еще долго после того, как всякие напоминания о нас будут стерты с лица земли».
Какая сокрушительная сила была в этом обязательстве! Ребенок, несомненно, его. Эта девочка никак не может быть дочерью Одената. Знает ли он об этом? И, что еще важнее, кто еще об этом знает?
— Адрия! Адрия, проснись! — крикнула она девушке-рабыне, которая спала на полу у подножия ее ложа.
Девушка неловко поднялась на ноги, протирая со сна глаза.
— Да, ваше величество! Чего желаете?
— Приведи сюда старую Баб, — приказала Зенобия. — А потом еще Кассия Лонгина.
Рабыня выбежала из комнаты.
Зенобия на несколько минут заставила себя выкинуть все эти мысли из головы. Потом дверь ее спальни открылась и поспешно вошла старая Баб. Она спросила:
— Как ты себя чувствуешь, дитя мое? Что случилось?
— Я послала за Кассием Лонгином, — ответила Зенобия. — Когда он придет, мы поговорим. Посмотри, не задержался ли кто-нибудь возле моей двери. Нас никто не должен слышать. Ты понимаешь?
Баб кивнула.
Дверь снова открылась, и вошел Кассий Лонгин, слегка заспанный.
— Ваше величество? — произнес он.
— Адрия, мне нужно поговорить с ними наедине. В эту ночь ты мне больше не понадобишься. Ступай в комнаты прислуги и ложись спать.
— Слушаюсь, ваше величество, — ответила девушка и вышла прочь из комнаты.
Баб оставила дверь спальни открытой и удостоверилась, что девушка покинула прихожую. Охрана при входе в апартаменты не позволит никому другому войти сюда. И она снова повернулась к Зенобии.
Царица перевела взгляд с Кассия Лонгина на Баб.
— Этот ребенок — не от Одената, — сказала она, наблюдая за их реакцией.
— Как бы то ни было, — быстро ответил Лонгин, — похоже, никто не сомневается в его отцовстве, ваше величество. Кроме того, маленькая царевна все равно никогда не сможет унаследовать трон, так что династия останется незапятнанной.
— Вы с самого начала обо всем знали, вы оба, — сказала Зенобия.
— Да, я знал. Баб тоже подозревала, хотя и надеялась, что ее подозрения окажутся беспочвенными. Но мы с ней сопоставили факты и пришли к общему мнению — ребенок не от Одената.
— А он знает?
— Нет, — ответил Лонгин. — Лучше, если он не будет знать об этом.
— Значит, вы подумали, что так будет лучше? Ее тон был холоден, но он не испугался.
— То, что произошло, результат потрясения, которое вы испытали в связи со смертью царя. А потом этот инцидент исчез из вашей памяти. Я не мог рассказать вам правду из страха, что это подвергнет опасности ваше здоровье и здоровье вашего ребенка. Вы — царица Пальмиры. Вот для чего вы родились на свет, вот в чем ваше предназначение! Я не знаю, сможет ли он с готовностью принять этот факт, если вы станете любовниками.
— Не вам принимать такое решение! — в ярости воскликнула Зенобия.
— Вы не можете сделать этого! — парировал он. — Я всего лишь стремлюсь защитить вас и юного царя! Неужели вы действительно готовы пожертвовать всем ради любовника? Я так не думаю, ваше величество. Вы, может быть, и любите его, но самое первое и самое главное — это то, что вы — Зенобия, царица Пальмиры!
— А разве нельзя иметь и то, и другое? Ее глаза наполнялись слезами.
— Это зависит от Марка Бритайна, ваше величество. Вы, я знаю, способны и любить, и править одновременно. Но вот ему придется любить вас, несмотря на то что вы царица. Не думаю, что он поведет себя разумно, ваше величество.