Царская карусель. Война с Кутузовым

Бахревский Владислав Анатольевич

Визирь Ахмед-паша, собравший в Шумле под своим знаменем шестьдесят тысяч пехоты и конницы и сосредоточивший в Софии двадцатитысячный корпус Исмаил-бея, все еще не решался начать военные действия, а Кутузов уже знал: турок нужно ждать под Рущуком, и весьма скоро.

По донесениям послов, по письмам канцлера Румянцева Михаил Илларионович имел перед собою карту политических вожделений Европы и Турции.

От Швеции, где Наполеон посадил на престол своего маршала, веяло покоем. Король – не маршал, у короля иные заботы. Надежды Австрии на самостоятельность зависят от России. Вена –

друг ненадежный, а всё – не враг. Наполеон о дружбе распинается в каждом своем послании к Александру, но, как сообщал канцлер, дружба Наполеона не от его расположения к государю, а от худых успехов французской армии в Гишпании и Португалии.

Что же до турок, Михаил Илларионович имел донесения из самой ставки визиря: советники Бонапарта представили Ахмед-паше план уничтожения русских дивизий за Дунаем, дабы вторгнуться в пределы Александровой империи и не только оттеснить северного соседа от Дуная, но при счастии вернуть Крым.

Приготовляя армию к отпору туркам, Кутузов отправил Барклаю де Толли свои наметки будущей кампании. Концепция этих наметок отвечала законам оборонительной войны.

«Может быть, что скромным поведением моим, – писал Кутузов, – ободрю я самого визиря выйти или выслать по возможности знатный корпус к Разграду или далее к Рущуку, и, если таковое событие пощастливится, тогда, взяв весь корпус графа Ланжерона и весь корпус Эссена 3-го, кроме малого числа, который в Рущуке остаться должен, поведу я их на неприятеля; на выгодном для войск наших местоположении… разобью я его и преследовать могу… верст до 25-ти без всякого риску».

Свой стратегический замысел главнокомандующий скрывал завесой тактических действий под Рущуком, еще только предполагаемых. Боялся, помешают. У царя в советниках Фуль, знаток военной истории, мыслитель-генерал, всю жизнь провоевавший в кабинете.

Ради России, русского ради солдата и здравого смысла, Кутузову нужно было перехитрить визиря, его советников французов, стало быть, Наполеона, и своих военных гениев: Фуля, Барклая де Толли, Александра, великого князя Константина, всю немецкую военную науку, всю неметчину, заслонявшую русское от России.

2-го июня турецкая армия двинулась из Шумлы к Разграду.

– Наконец-то! – порадовался Кутузов и 4-го выехал из Бухареста к армии в Журжу.

Ради ободрения турок и своего друга Ахмед-паши главнокомандующий Молдавской армии ни единым выстрелом не обеспокоил марша отборной султанской кавалерии, артиллерии, пехоты.

Покуда турки осваивались с ролью победителей, занимая территории, бывшие под опекой русских, Михаил Илларионович собирал вокруг себя все свои силы. Сосредоточил 29 батальонов пехоты, 40 эскадронов конницы, 114 орудий. Пятнадцать тысяч против шестидесяти. Пушек у визиря было поменьше – 78.

Дав армии передышку после долгого перехода, Ахмед-паша двинулся из Разграда на Рущук. Лагерь разбил в двадцати верстах, возле местечка Кадикиой.

– Ну, слава богу! – Кутузов, выслушав донесения, перекрестился, подозвал Бибикова. – Друг мой, я покуда допишу письмо Николаю Петровичу, а ты позови ко мне трех адъютантов и скажи писарю, пусть заготовит приказы Ланжерону, Эссену, Воинову – в сию же ночь перейти на другой берег

Дуная. Всей нашей Главной квартире тоже изготовиться для похода. Устал от бумаг, пора и повоевать.

Графа Николая Петровича Румянцева, канцлера, благодарил в письме за депешу о дипломатических сношениях России с Францией, Австрией, Швецией. «Сведения сии будут не токмо для меня важны по неограниченной моей любви к отечеству, – писал Михаил Илларионович, – но и нужны для соображений моих по всемилостивейше вверенному мне главному начальствованию над войсками Его Императорского Величества в здешнем крае.

Михайла Голенищев-Кутузов».

Отдавши приказы о переправе войск для соприкосновения с противником, пошел в церковь.

В тот день поминали князей-воинов блаженного Игоря Черниговского и Киевского благоверного Феодора Ярославича, брата Александра Невского.

Отстоял вечерню, помолился князьям:

– Благословите послужить оружием России, матушке нашей.

Армия перешла по мосту и расположилась близ Рущука.

Утром стало ясно: позиция для большого сражения малопригодная. Кутузов отправил квартирьеров искать нечто лучшее, сам же объехал все три корпуса: корпус Ланжерона, кавалеристов Воинова, отряд Эссена 3-го. У Эссена под командою было всего два полка, Архангелогородский и Шлиссельбургский.

– Ну вот, солдатушки, – говорил Кутузов своему воинству, – стрелять вы, постаравшись в учениях, стали получше, а храбрости нам занимать ни от кого не надобно, своя, слава богу, природная. Потерпеть придется, а перетерпевши, будем гнать супротивников наших в хвост и в гриву и по шеям.

Квартирьеры указали главнокомандующему новую позицию, верстах в пяти, в сторону деревни Писанцы, где стояла конница Ахмед-паши.

Кутузов сначала выдвинул вперед корпус Воинова. А уже на рассвете следующего дня казаки аванпостов – полторы тысячи сабель – были атакованы пятью тысячами конных турков. Воинов подкрепил казаков пятнадцатью эскадронами. С левого фланга послал чугуевских улан – десять эскадронов, с правого – ольвиопольских гусар.

Сшибка была короткой, кровопролитной. Турки отхлынули, не сумевши взять пленных.

– Теперь они будут собираться с духом! – сказал Кутузов своим командирам.

Армия перешла на новую позицию.

Главнокомандующий щурил глаз на открытую местность, морщился. Оба фланга упирались, правда, в овраги, в виноградники, но сие тоже на руку Ахмед-паше.

– Скверновато, – поделился впечатлениями с Бибиковым и Кайсаровым.

Распорядился построить корпуса Ланжерона и Эссена в девять каре двумя линиями ан-эшикье, кавалерия Воинова составила третью.

Объехал все три линии, проверил, хорошо ли кормлены солдаты. Помолился с егерями.

– На ваши пули у меня большая надежда.

В Шлиссельбургском полку встретил солдата, с коим брал Измаил.

– Помнишь вал? – спросил Кутузов старослужащего.

– Как не помнить, ваше превосходительство! От свинца темно было над головой.

– Уцелели мы с тобой, браток! – Кутузов обнял сослуживца. – Побьем Ахмед-пашу, приходи ко мне, вспомним былое. Скажешь, коли что, по приказу генерала от инфантерии.