Царские судьбы
Шрифт:
Петра характеризуют как весьма бережливого государя. На себя лично он расходовал очень мало, в еде был неприхотлив. Меню царского стола было незатейливым: щи да каша, холодец да простое жаркое, соленые огурцы да редька, солонина и черный хлеб. К рыбе был равнодушен, сладостей не любил. К обеду царь любил выпить анисовой водочки. Аппетит у него был хороший. За столом Петр не любил присутствия многочисленных слуг. Да и слуги его не носили богатые ливреи, а во дворце вряд ли можно было увидеть дорогую посуду. Не зря Петр сравнивал себя иногда с прусским королем Фридрихом Вильгельмом I, не любившим ни мотовства, ни роскоши. С этим королем его связывала особая дружба и взаимная симпатия.
Посещая другие страны, русский царь просил, чтобы для него не делалось никаких церемоний, потому что он к ним не привык. Когда по случаю его приезда в Париж в Лувре устроили большой прием — стол был накрыт на восемьсот человек, — Петр, подойдя к столу,
Петр не допускал больших трат ни на еду, ни на одежду. Он даже требовал, чтобы никто при дворе не носил слишком дорогого платья, увидев же молодого щеголя, вернувшегося из-за границы, поддразнивал его, а иногда и наказывал. По отношению к модникам он проявлял явное недовольство. Сам же носил простой костюм, иногда один и тот же в течение года, часто ходил в заштопанных шерстяных чулках и грубых башмаках с заплатами; вот только белье предпочитал тонкое, голландское. Ездил летом в очень низкой одноколке красного цвета, а зимой в санях, запряженных одной лошадью и только в торжественных случаях — в изящной карете, которую ему предоставлял какой-либо вельможа, чаще всего князь Меншиков. Жил царь в небольших комнатах и обязательно с низким потолком — он терпеть не мог просторных помещений, требовал, чтобы все было чисто и аккуратно, пугался, как ребенок, тараканов, попавшихся ему на глаза, а этими тварями русские дома «славились» всегда. Деревянный домик в Преображенском, такой низкий и вросший в землю, что Петр рукой мог доставать до крыши, вполне соответствовал его вкусу. А дворец в Петербурге был, собственно говоря, избой в две горницы с пристройками позади. Эта скромность и простота была полной противоположностью двору его второй супруги — Екатерины, окруженной многочисленной прислугой. Ее дворцовые покои по своей роскоши вряд ли уступали европейским дворцам. По всей вероятности, Петр хотел, чтобы, видя блеск двора Екатерины, русские вельможи забывали о ее низком происхождении.
Кто же была эта женщина, сменившая первую жену Петра, царицу Евдокию, насильно отправленную в монастырь?
Откуда она явилась?
В 1702 году царь Петр познакомился с Мартой Скавронской, когда ей было всего восемнадцать лет. Дочь бедного литовского крестьянина жила в маленькой деревушке. После смерти отца Марта оставила свой дом и перебралась в немецкий город Мариенбург, находившийся неподалеку от ее деревни. Там она начала работать прислугой в большой семье пастора евангелической церкви Эрнста Глюка. Несмотря на то, что молодая девушка была католичкой, ее очень хорошо приняли в дружной семье Глюка — сам пастор относился к ней не как к служанке, а как к своей дочери. Да она и заслуживала этого, любую работу старалась делать хорошо и быстро, проявляла прилежание и аккуратность. Она обладала незаурядным умом. Уже скоро прекрасно говорила по-немецки, начала ходить в евангелическую церковь и научилась немного читать и писать. Внешне очень привлекательная Марта как магнит притягивала к себе взгляды мужчин. В семнадцать лет она была помолвлена с шведским драгуном, но пожениться им не удалось: началась война. Красавица Марта приглянулась самому командующему русского войска, и он оставил ее при себе. Однако насладиться ее прелестями пятидесятилетнему генералу не пришлось. Он вынужден был уступить девушку светлейшему князю Меншикову — другу детства самого царя. Тот взял ее якобы в услужение, стирать его рубашки, и был весьма доволен красавицей: она понравилась князю не только своим трудолюбием, но и пылким темпераментом. Но недолго пробыла бойкая девушка у Меншикова. Царь Петр, прибывший к войску и посетивший своего лучшего друга, увидел Марту, и она его словно приворожила…
Получив ее от князя в подарок и наградив после первой же совместной ночи, Петр не захотел уже с ней больше расстаться и разместил полюбившуюся ему молодую женщину в своем обозе под видом жены повара. Однако вскоре царь, покоренный любовью, неиссякаемым весельем, умением выпить и поддержать компанию, стал появляться с ней публично.
Еще одно крещение прошла Марта: приняла православную веру. От сводной сестры Петра, Екатерины Алексеевны, принявшей монашеский постриг, подруга царя получила новое имя и стала называться Екатериной. Благодаря своим способностям она довольно быстро научилась говорить по-русски, хотя и с большим акцентом. А через год после знакомства Петр привез Екатерину в Москву.
Таково происхождение второй супруги Петра Великого, занявшей после него русский трон и ставшей императрицей России после его кончины. Судьба — уникальная в своем роде!
Рассказывали даже, что в одной из немецких гостиниц видели картину, на которой были изображены Петр, сидящий перед столом, уставленным закусками и напитками, и Александр Меншиков, подходящий к столу за руку с красивой женщиной, как бы предлагая ее царю на десерт. Картина называлась: «Верный подданный уступает любимому им царю самое драгоценное, что у него есть»…
На своей первой жене Евдокии Лопухиной Петр женился, когда ему было всего шестнадцать лет. Точнее его женили — едва ли он сам выбрал бы ту, которая пошла с ним под венец. Выбор сделала за него царица Наталья Нарышкина без всякого согласования с женихом, своим сыном. Матушку Петра прельстило, вероятно, то, что род Лопухиных хоть и не очень знатный, но зато многочисленный и будет стоять на страже интересов ее сына. Но воспитанная в духе старины, ограниченная, мелочная и суеверная молодая царица не могла привлечь к себе энергичного, полного новых идей мужа. Она не разделяла его взглядов, ей по душе был размеренный темп старозаветной московской жизни; привычный уклад, став супругой царя, она не хотела менять. Неприязнь между молодыми возрастала.
Евдокия оставалась недовольной долгими и частыми отлучками супруга, встречала его жалобами на свое одиночество, слезами да попреками. Его рассказы о своих делах она слушала безучастно, планы его ее не интересовали. «К чему эти новшества, жил бы ты по-старому, как искони живали цари великие, не трудил бы своих царских ручек, не ломал бы свою голову над пустыми заморскими науками», — говаривала она частенько.
Расхождения во взглядах молодых супругов не помешали, однако, рождению в семье трех сыновей.
Младшие умерли во младенчестве, а старший, Алексей, пережил своих братьев себе на горе. Видно, родился он под несчастной звездой.
В восемь лет царевич Алексей, наследник престола, практически лишился матери, сосланной его отцом в монастырь, а вместе с тем лишился он и родительской ласки, поскольку своего батюшку мальчик видел редко и чаще всего суровым и раздраженным. Мать заменили наставники. Первым учителем был русский ортодокс Никифор Вяземский, научивший царского сына грамоте и прививший ему любовь к церкви и к православной обрядности. Человек он был малознающий, без педагогических способностей, да и побаивался своего воспитанника. А маленький Алеша, быстро сообразив это, таскал своего наставника за волосы или даже бил палкой, если что-то ему не нравилось. На смену Вяземскому пришел Меншиков, который, несмотря на все свои способности, был неграмотным и не мог стать достойным воспитателем. Приставили к мальчику и иностранных преподавателей: сначала немца Нейгебауэра, а затем барона Генриха Гюйсе, получившего образование в лучших университетах Германии. Он-то и сумел дать царевичу хорошие знания во многих науках согласно программе, утвержденной самим царем. Особое внимание уделялось иностранным языкам, арифметике, геометрии, географии, военному искусству. К обучению наследника Петр проявлял постоянный интерес. Сын же побаивался отца. Однажды Петр хотел проэкзаменовать сына по геометрии и фортификации. Царевич, испугавшись, что отец заставит его чертить при нем планы, выстрелил себе из пистолета в ладонь. Пуля не попала в руку, но ладонь была обожжена.
Названный в честь своего деда, царя Алексея Михайловича, сын Петра совершенно не был похож ни внешним видом, ни характером на него, да и от отца он ничего не унаследовал ни в физическом, ни в духовном отношении. Худой, рослый молодой человек с бледным продолговатым лицом, выпуклым лбом и тонкими волосами, спускающимися до самых плеч, скорее походил на стройную сентиментальную девушку. Природа одарила его хорошими способностями, к наукам с возрастом он стал относиться с большим интересом, проявлял любознательность, свободно говорил на немецком, французском и голландском языках, много читал. Но воспитанный своей матерью и первым учителем в духе любви к старине, реформы отца не поддерживал, военную службу ненавидел, склонялся скорее к жизни монаха, чем полководца или государственного деятеля. Церковь и её обряды его привлекали больше всего, а любимым занятием царевича было чтение богословских книг. Не забывал Алексей и своей матери, время от времени виделся с нею или писал ей письма. Сыну она жаловалась на свою судьбу, настраивала его против отца и против всех отцовских дел, взывала к заступничеству, растравляла и смущала слабый дух юноши.