Царские врата

Трапезников Александр

— Ну, и что это будет? — насмешливо опроси Павел.

— Борьба с плотью ради духа, — уклончиво отозвался Мишаня. — Не тебе одному лотки иеговистов опрокидывать. Словом, моя миссия приступает к активным мероприятиям. Я тут ребят из казачков подобрал, сейчас соберутся. Но нам лучше не вмешиваться. Встанем-ка за деревьями.

Отсюда была видна витрина магазина с разными товарами, а за стеклом — молоденькая смазливая продавщица и охранник в камуфляже и с резиновой палкой. Потихоньку к арке напротив стали подтягиваться какие-то типы. Где их только Заболотный выкопал? Мне они сразу как-то не понравились: один косой,

другой рыжий, третий подозрительно чернявый с бегающими глазенками, четвертый бледный и худосочный с потухшим взором, пятый толстяк с мощным задом, шестой с нечесаными космами и бородой под Маркса. Появился среди них и Сеня в подаренных ему Заболотным десантных ботинках. Все они были какие-то нервные, возбужденные, тихо переговаривались.

— Оставил бы ты лучше это дело, — бросил Мишане Павел. — Кликни своей команде, чтобы разошлась.

— Поздно, — усмехнулся Заболотный. — Честно говоря, мне уже проплатили за эту акцию.

— Кто?

— Нашлись люди. Да вы не волнуйтесь, нас-то не заденет. Мы в стороне.

— Ты свою миссию с самого начала под удар подставляешь, — сказал Павел. — Или так и задумывал?

— Под «дело» деньгу дали, — ответил Заболотный, взглянув на часы. — Сейчас начнется. С Богом!

— Бога-то оставь, — произнес Павел.

Сначала в магазин вошли двое, стали о чем-то расспрашивать продавщицу. Охранник помахивал палкой. За прилавком появился хозяин «Секс-шопа», кавказец. Показал какой-то товар. Тем временем в дверь прошли еще трое, среди них и Сеня. Затем и последняя парочка.

Пролетела еще минута, и тут началось! Кто-то из вошедших мастерски двинул охранника так, что тот мгновенно вырубился. Продавщица, раскрыв рот от удивления и неожиданности, застыла за прилавком. Кавказца зажали в углу магазинчика. Остальные набросились на порнопродукцию. Рвали журналы, сбрасывали на пол видеокассеты и топтали их ногами, крушили все, что попадалось под руку: надувные куклы, вибромассажеры и прочее. Эротическое белье клочьями разлеталось по магазинчику. Сеня неистово бил кавказца резиновым членом невероятных размеров по голове. И всё закончилось буквально за две минуты…

Команда Заболотного выскочила из магазинчика и разбежалась в разные стороны. А у меня в глазах остались лишь их искаженные от ярости лица. Будто я наблюдал буйство психически ненормальных.

Мы уже шли в сторону метро, когда Павел произнес:

— Ну, чего ты добился? Скажи спасибо, что хоть никого не поймали.

— А что, плохо вышло? — обиделся Заболотный.

— Да ты как Иерусалимский! На что своё гнев обращаете? Климовщина какая-то. У кого комплексы, тот на то и набрасывается. Кому это выгодно? Церкви? Верующим? Вряд ли! Ведь это сродни провокации и бесчинству. Здесь грань преступается. Дурная энергия выходит, а тщеславие тешится.

— Ладно тебе! — сказал Мишаня. — Думал, понравится.

— Мне? Знаешь, что скажу: мракобесие всё это. Сам же над Петром Григорьевичем похохатывал. А у тебя? Суть, плоды какие? Великое дело: «Секс-шоп» разгромили! Один священник вчера сказал мне: бойтесь не тех, кто с Христом открыто борется, а тех, кто делает дело от имени Христа, якобы он — «защитник веры».

— Ну уж!

— Вот тебе и «уж»! Да тебе просто действительно проплатили за эту «акцию». Конкуренты.

— А хоть бы и так? Я же не на лавку с православной литературой

набросился, а на магазин сатанинский. Разница есть? А из этой акции я и тебе на часовню денежек выделю.

— Нет уж, оставь себе, — сказал Павел. — Сене только не мути голову. Он и так на нее слаб.

— Слабый-то слабый, а видел, как кавказца по башке членом лупил? — Заболотный весело засмеялся. Павел с сожалением поглядел на него. Ничего не сказал, только рукой махнул.

— Ты чего? — спросил я, видя, что Павел как-то замедлил шаг, стал тереть обеими руками виски. Зубы его сжались, глаза испугали своей прозрачностью.

— Н-ничего, с-с-сейчас… — произнес он, сильно заикаясь.

Я уже понял, что это приступ. Как тогда, в первый день, после посещения отца Кассиана. Мы с Заболотным поддержали его с обеих сторон, нашли какую-то лавочку в сквере. Павел сел, низко опустив голову.

— Молодой еще, а совеем… калека, — с сожалением произнес Заболотный. — А я ведь помню, как он в рукопашную дрался. Было дело, один с двумя чеченскими отморозками справился. Надо бы его к Татьяне Павловне доставить. Пусть отлежится.

— У нас сегодня вечером встреча, — сказал я.

— А с кем?

— С Меркуловым, скульптором.

— И я с вами.

— А ты мимо.

— Вот, значит, как? — обиделся Заболотный.

— Нет, правда, там по приглашениям. Тебя в список забыли включить, — мне вовсе не хотелось, чтобы Мишаня вновь тянул одеяло на себя со своей «миссией». Больно ловок. И тут я решил задать ему один вопрос:

— Ты что-то знаешь про Женю, почему мне не скажешь?

Круглые глаза Заболотного стали еще круглее.

— Что я могу знать? Ничего.

— Врешь ведь. За версту чую.

Павел стал подниматься со скамейки, а я понял, что от Мишани мне сегодня все равно ничего не добиться. Может быть, в другой раз, без свидетелей.

— Мы сейчас тебя домой отвезем, — сказал Заболотный. — А завтра с одним человеком познакомлю. Крутой дядя, правой рукой у одного криминального авторитета был, пока того не грохнули. Сейчас у него своя фирма. Вот вы меня к своему скульптору не берете, а я не такой. Я хоть к черту сведу, лишь бы для дела. Цените.

Мишаня еще долго болтал, пока мы ехали к Щелковской, доказывал, какой он хороший и сколько сделал полезного аж для всего человечества. Конечно, ёрничал, но такая уж у него натура, не может обойтись без кривлянья даже в самых важных делах. Он по-своему и не плох, но в малых дозах. Отец Димитрий говорил, что нельзя осуждать человека, у каждого есть шанс исправиться. Всякий человек — образ Божий, даже самый закоренелый негодяй. Христос стоит у сердца каждого из нас и стучит — кто отзовется?

Мне запомнились его слова, сказанные вчера, что осуждение к другому сродни зависти: суди самого себя, чтобы привести себя в порядок, а потом уж выходи на люди. Образ Божий в человеке, пусть он хоть трижды Березовский, надо любить, а дела его ненавидеть. Вот тут мне трудно понять, трудно отделить человека от дел его, наверное, я еще не совсем христианин.

Возле дома Татьяны Павловны мы столкнулись с выпорхнувшей из подъезда Дашей. За ней шел тот длинный очкастый парень, с которым я спорил на квартире у Светы. У которого цель стать Нобелевским лауреатом. Странно, но он был мне даже симпатичен. Я задержался с ними, а Павел и Заболотный вошли в дом.