Царское дело
Шрифт:
– Младший сынок пивовара, этот, как его… Александр Кара, – без тени сомнения ответил Владимир Иванович.
– Отчего вы так думаете?
Усевшись обратно в кресло, Лебедев принялся излагать свою точку зрения, подкрепляя ее известными ему фактами. Начал он со слов:
– Простота в том, что убить двух женщин и покалечить девочку, кроме него, было больше некому. То, что он сказал, что якобы видел впереди себя убегающего убийцу и дал его приметы, – не более чем выдумка, причем весьма простенькая и не очень умная. Убийство матери и сестер им, очевидно, было достаточно продумано, хотя он и не завершил свое гнусное дело с младшей сестренкой, а вот этого мнимого убийцу в черном полупальто с бритым затылком он явно придумал спонтанно,
– А Ивана Гаврилова вы совсем списали со счетов? – спросил Воловцов, воспользовавшись паузой.
– Вначале и он тоже был у меня на подозрении, но потом я его отмел, – ответил начальник московского сыска.
– Почему? Ведь у него тоже нет алиби на время, когда произошло убийство.
– Алиби нет, – согласился Лебедев. – Но он не убивал. Не мог убить. То есть не имел на то права…
Иван Федорович опять поднял брови. «Не имел права убить» – было что-то новенькое в уголовной терминологии…
– Что значит «не имел права убить»? Я вас не совсем понимаю.
– Вы, Иван Федорович, верно, удивляетесь моей терминологии? – в самую точку попал Лебедев. – Так не удивляйтесь. С моей нынешней работой и не то скажешь… – Он усмехнулся, но почти мгновенно спрятал усмешку в усы: – Я в настоящий момент занимаюсь революционерами. Точнее, боевиками-бомбистами, их самым левым крылом. Посему был вынужден изучить много всяких материалов касательно их партии. Всего я вам, конечно, рассказать не могу, да и права такого не имею, но кое-что все же доложу. Вы ведь слышали об эсерах?
– Слышал, – ответил Воловцов.
– Так вот, социалисты-революционеры – партия весьма организованная, с уставом, программой и жесткой дисциплиной. Это не социал-демократы, у которых вечно разброд, шатания и не прекращаемые дискуссии по разным вопросам и без оных. У эсеров – никаких дискуссий! Порядок и дисциплина членов партии – вот, если хотите, их девиз и знамя. Без разрешения партии ни один ее член не имеет права и шагу ступить. Образно, конечно, но суть это вполне отражает. Тем более если совершается экспроприация, то есть грабеж в финансовых интересах партии. Или, тем паче, убийство. Все это – только с ведома партии и с наличием на ту или иную акцию ее постановления. Самостоятельно члену партии ни воровать, ни убивать нельзя. Он может крепко за это поплатиться…
– Вы хотите сказать, что Иван Гаврилов – член партии социалистов-революционеров? – догадался Воловцов.
– С недавнего времени именно так, – одобрительно посмотрел на него Лебедев. – Приятно работать с умным человеком.
– Благодарю вас, – машинально произнес Воловцов и задал следующий вопрос: – Но ведь член партии может нарушить ее устав?
– Может. Но зачем это Гаврилову? Тем более что его запросто могут исключить из партии, а он своим членством очень дорожит.
– Откуда вы знаете?
– Это была его мечта, когда он еще отбывал срок в исправительном арестантском отделении, – ответил Владимир Иванович. – Там его эсеры и распропагандировали. Их там много в то время сидело. У Гаврилова появился смысл в жизни, определенная цель. С какого рожна ему все это терять нарушением устава партии? У него нет ни мотива, ни резона для такого убийства… Так вот, возвращаясь к предмету нашего разговора. – Начальник московского сыска немного помолчал и продолжил: – Я уверен, что этому Александру Кара кто-то помешал или что-то помешало. Причем в самый момент убиения или тотчас после него. И он, недобив младшую сестренку, инсценировал ограбление: раскрыл в спальне сундук с семейным добром, разбросал по полу деньги, якобы брошенные убийцей и грабителем, и побежал на второй этаж вызывать доктора Бородулина, ибо в его положении это было наилучшим вариантом, чтобы отвести от себя подозрения. И второпях забыл колун на кухне. Вот почему нет никакого объяснения, почему орудие убийства было обнаружено именно там. Зато вот вам объяснение
– Да-а, – протянул Воловцов. – Вы рассказали все… весьма и весьма убедительно.
– Убедительно-то убедительно, но моим объяснениям и версии об убийстве матери и сестры Александром Карой никто не поверил, – криво усмехнулся Владимир Иванович. – В том числе и господин обер-полицмейстер Трепов. Я, конечно, понимаю: это же надо быть психически ненормальным, чтобы убить колуном мать и старшую сестру и покалечить младшенькую. Выжила-то она совершенно случайно. А Александр Кара признан вполне нормальным. Более того, никто и никогда не замечал за ним никаких отклонений. Наоборот, все в один голос утверждали, что Кара-младший – вежливый, добрый и порядочный молодой человек, мухи не обидит, нищим, дескать, всегда подает… Правда, он слабоват к девушкам, но кто из нас в его возрасте не был слабоват к противоположному полу? Ну, а каким образом на кухне оказался колун, – Лебедев вздохнул и посмотрел мимо Воловцова, – то, как мне объяснил его превосходительство генерал Трепов, он на кухню был занесен самим Александром, находящимся в состоянии беспамятства от увиденного в комнате старшей сестры…
– Марты, – подсказал Воловцов.
– Да, Марты, – механически повторил за ним Лебедев.
Они помолчали.
– Вы с ним уже говорили? – первым нарушил молчание начальник московского сыска.
– Еще нет, – ответил судебный следователь. – С ним я буду говорить в последнюю очередь…
– Правильно, – согласился Владимир Иванович. – Я бы тоже на вашем месте допросил его последним. Пусть волнуется, строит догадки, нервничает. Авось какую ошибку совершит.
– Именно так я и думаю, – внутренне усмехнулся одинаковости их мыслей Иван Федорович. – Опрошу покуда всех, кроме него, а когда буду знать о нем все, попробую поймать его на лжи. Маленькая ложь потянет большую, авось клубочек и распутается…
– А с братьями его вы говорили?
– Их нет в Москве, – ответил Воловцов. – Вот, собираюсь на днях в Саратов, где Кара-старший купил для своих сыновей пивоваренный завод.
– Я говорил с одним из них, Иосифом, – сказал Лебедев. – Братья были вызваны телеграммой, приехали семнадцатого декабря утром. Юлий был просто убит горем и не мог говорить. А Иосиф оказался покрепче. Но ничего путного он мне не рассказал. Все то же: их матушка более всех любила Александра, подкидывала ему деньжат на карманные расходы, а он – так ее просто обожал. И сестер своих любил. Вот так. – Сыщик как-то странно посмотрел на Воловцова: – Любил-любил – и убил. Как в этой сказке-повторялке:
У попа была собака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее убил…– Но должна же в таком случае быть какая-то очень веская причина, чтобы Кара-младший пошел на убийство матери и сестер! – едва не воскликнул Иван Федорович. – Я тоже не верю, чтобы здравомыслящий человек вот так, без особой причины, мог взять и убить своих родных. Любимых, если верить показаниям…
– Вот! – заерзал в своем кресле Владимир Иванович Лебедев. – Отсутствие мотива и послужило главной причиной того, что Александру Каре не было предъявлено обвинение в убийстве. И правда, как поверить, что сын мог убить свою мать и сестру? Найдите мотив! – Владимир Иванович едва ли не просительно посмотрел в глаза Воловцову. – Такое страшное и циничное зло должно быть наказано! А будет мотив, уважаемый Иван Федорович, – найдется и виновный…