Царское дело

Булыга Сергей Алексеевич

— Что в этом хорошего? — спросил Маркел.

— Потому что нам сейчас идти через стрельцов, у них здесь слобода, — ответил Филька. — А дождь и темень нам в помощь.

И, перекрестившись, свернул от Неглинки в улицу. Потому что дальше на Неглинке караул, объяснил Филька. А на улице, да еще в такой дождь и в темень, никого, конечно, не было. Так они прошли по слободе, ничего и никого не встретили, а только дождь еще больше усилился. После они опять свернули к Кремлю и, уже мокрые, как куры, вышли к Кутафьей башне — к той самой, сразу же вспомнил Маркел, возле которой всего два дня

тому назад (а будто бы сто лет уже прошло!) его остановил стрелец и не пустил въезжать. Знак ему тогда был, вот что! А он, дурень, не понял и поехал объезжать — и въехал! — в сердцах подумал Маркел, глядя на Кутафью башню и дальше за ней на каменный мост. Башня была, конечно же, закрытая, время же какое было, полуночное, и ни проезду, ни проходу на мост не было. Но Филька все равно пошел вперед, а Маркел за Филькой. Так они подошли к самой башне, завернули вдоль нее направо, и там под навесом Филька постучал в небольшую железную дверь. В двери открылось окошко, и из него спросили, чего надо. Филька ответил что-то неразборчивое.

— Га! — сказали из окошка. — Ладно. А это кто с тобой?

— Дяди Трофима племянник, — ответил Филька.

— А, этот дурень… — сказали в окошке. — Проходите, если сможете. Сегодня они очень серьезные.

— Мы тоже не шуты, — ответил Филька.

И велел Маркелу идти следом, а сам уже полез на мост и дальше полез вдоль него, цепляясь сбоку за перила. Маркел полез за ним. Внизу под ними чернела Неглинка. А впереди на стене между зубьями виднелись (или, может, только мерещились) головы стрельцов. Стрельцы были (мерещились) с пищалями. «Стрельнет — и мозгов не соберешь, — думал Маркел, — Неглинка смоет».

Но Бог миловал, никто в них не стрелял, они перебрались вдоль моста и вышли на ту сторону Неглинки, рядом с закрытыми воротами Ризположенской башни. Теперь дождь шел вместе со снегом. Маркел думал, что они будут стучаться в ворота. Но они прошли мимо них, отошли еще шагов на десять, и там Филька начал рыть снег прямо под самой стеной. Маркел стал ему помогать. Они рыли недолго и дорылись до черной дыры, уходящей под стену.

— Что это? — спросил Маркел.

— Прыгай туда, — ответил Филька.

Маркел не прыгал. Тогда Филька подтолкнул его. Маркел начал падать. Можно было хвататься за стену, но он не стал этого делать и вначале немного скатился, а после упал вниз, сажени на две, на три. Там было совсем темно. Маркел лежал в сугробе. Сугроб был плотный, перемешанный с соломой. Но зато сверху не было дождя! Маркел довольно потянулся.

— Отползай! — приказал сверху Филька.

Маркел отполз. Рядом свалился Филька. Потом он встал, взял Маркела за руку и потащил за собой. Так они прошли шагов с десяток и подошли к какой-то стене. Там Филька отпустил Маркела и стал с чем-то возиться, шуршать. Потом велел дать кушак.

— А то, — сказал, — веревки не хватает.

Маркел дал свой кушак. Филька еще немного пошуршал, потом отошел, размахнулся, послышался шелест — Маркел понял, что это шелестит гирька, раскрученная на веревке.

А потом вверху послышался удар. Потом гирька упала обратно на снег. После Филька еще раз пять бросал гирьку, пока она вверху не зацепилась. Филька подергал

за веревку и сказал, что можно лезть. Маркел полез, упирался сапогами в стену и залез. Там оказалась узкая площадка, а за ней дверь — закрытая, конечно.

За Маркелом на площадку залез Филька, отвязал гирьку, отдал Маркелу кушак и сказал:

— Ну, вот, мы в Судебном застенке. С другой стороны.

И осторожно стукнул в дверь. Потом еще раз. Потом усмехнулся и сказал:

— Может всякое случиться. Тогда полезем обратно. И, если Бог даст, вылезем.

Но Бог дал иначе — за дверью кто-то завозился и спросил:

— Кого это в такую пору носит?

— Своих, дядя Игнат, — ответил Филька. — В грибы ходили, не гневись.

С той сторон залязгали засовы, после открылась дверь, и они вошли в какую-то тесную, но теплую каморку. Тамошний хозяин с любопытством смотрел на Маркела и Фильку. Но Филька строго сказал:

— Очень спешим, дядя Игнат. По государеву делу, — и, взяв Маркела за руку, скорым шагом вывел его из каморки.

Дальше они прошли через сени, поднялись по одной лестнице, после спустились по другой, там Филька сам открыл какую-то дверь…

И они вышли из подклета Судного приказа, а это при Ризположенских воротах, в Кремле. Была еще ночь, дождь кончился, и опять показалась луна, но она висела уже совсем низко. Маркел видел справа от себя царский дворец, а слева двор князя Семена. На душе было легко и радостно.

27

Но вдруг подумалось: какая же тут легкость?! Легко было, когда он сидел дома, в Рославле. Эх, говорила мать, не езди, дурень, в Москву, не бывает от нее добра, кто из наших в Москву ездил, все там головы сложили. А он в ответ только посмеивался, думал: что она, старуха, в этом понимает и что ему в Рославле делать, в глуши этой! Да он, если ему только простору дать…

Но дальше Маркел подумать не успел, потому что Филька вдруг сказал:

— Чего стоим? Еще приметит кто-нибудь. Или стрельцы перехватят.

А и верно, подумал Маркел, и они пошли дальше.

Когда они подошли к воротам князя Семена, там были уже другие караульные, поэтому Маркел сперва сказал караульное слово, и только потом уже ему открыли. Они вошли во двор. Там было, конечно, пусто. И то, подумал Маркел, скоро, наверное, полночь, все добрые люди давно спят, да и луна зашла, ничего почти не видно, так что хорошо еще, что двор знакомый. На крыльце стояли сторожа, они спросили, кто идет, Маркел ответил: «Ладога», «Копорье», сказал один из сторожей, а второй ударил в колотушку. Маркел и Филька прошли дальше и оказались у себя на заднем княжьем дворе.

— Ну, вот и пришли, — сказал Филька, притворно зевнул и спросил: — По домам или как? Или я тебе еще нужен?

Маркел посмотрел на него, усмехнулся и спросил:

— Что, сразу к Демьянихе?

— Это мое дело, — строго сказал Филька.

— Поздно уже, — сказал Маркел. — Может, уже закрылись там. И не откроют.

Филька громко задышал, после сказал очень сердито:

— Ты не смотри, что я такой нерослый. Ножиком пырнуть силы много не надо. И не нанимался я к тебе! Из-за Трофима я с тобой возился…