Царство полуночи
Шрифт:
— Я слишком поздно поняла, что ты не готова, Доун. К сожалению, не готова. Я так долго ждала момента, когда смогу открыться тебе!
Эва говорила искренне. Доун знала, что таинственные колыбельные, звучавшие в ее голове, птицы-певуньи и мамина ласка были настоящими. Только она не хотела их принимать. Не могла.
Жаки… Эва… Она попыталась улыбнуться сквозь слезы.
— Тебе требовалось больше времени, чтобы осознать происходящее. Не важно, что скажут остальные. Я знаю, как лучше для дочери.
Какие остальные? Какая… дочь? Значит, Доун — дочь,
— Не важно, что скажут остальные? — Доун никак не могла решиться — принять или оттолкнуть. — Кто «остальные»?
Эва не торопилась с ответом.
— В больнице, я знаю, я открыла тебе слишком много и слишком быстро, поэтому придержала свое Обаяние. Я могла бы заглянуть в твои мысли, на секундочку, хотя ты умеешь ставить от нас барьер. Лишь раз твоя защита ослабла. Ты так нуждалась в материнской поддержке, что была готова поверить… могла принять меня! В тот единственный день… — Голос Эвы оборвался. Она прикрыла глаза, успокоилась и продолжила: — Я все обдумала, составила план объяснения. Мне обещали, что у меня все получится, как только я почувствую, что признание уместно. Но меня слишком торопили…
Кто? Что это за таинственные «они»? Доун насторожилась и вспомнила, как недавно убеждала себя, что вампиров не существует.
— И когда вошла Брейзи, ты контролировала… Обаяние?
«Держись, держись…»
Эва просияла, обрадовавшись, что Доун не злится, а дружески поддерживает разговор.
Такая вежливая, чинная беседа. Ложка меда в бочке дегтя.
«Мамочка, ты дома!!!..»
Доун заставила маленькую девочку замолчать.
— Правильно, — сказала Эва. — Брейзи не могла увидеть мое Обаяние.
— Что такое «Обаяние»?
Улыбка Эвы погасла.
— Обсудим техническую сторону позже…
Доун подскочила с дивана, но от головокружения пошатнулась и упала на прежнее место. Она не позволила себе раскисать.
— Ты обязана рассказать мне правду!
— Я… Я пошла на все это ради нашего блага, честное слово! Да, пришлось принять крайние меры, зато теперь все будет великолепно. Обещаю!
— Второй заход? А первый раз не считается?
— Я, как могла, заботилась о тебе, — сказала Эва, — даже в мелочах. Помнишь, в день самоубийства Тэмсин Грин в новостях передавали, что хулиганы избили Даррина Райдера?
Актер Даррин Райдер приставал к Доун на съемках.
— Ты о чем?
— Я узнала, что он тебя достает, и… проучила его, как только вышла. По-быстрому хорошенько отметелила. Он меня не видел. — Эва опустила голову.
Что-то в ней напоминало Робби Пеннибейкера, но Доун не могла…
— Я должна была защитить свою дочь, — добавила актриса.
Слова Эвы взбесили Доун.
— Ничего себе! После такого подвига ты заслуживаешь титула «Мать года»! По-твоему, отлупить из-за меня придурка — то же самое, что подарить браслет с надписью «Доуни» на шестнадцатилетие
— Позволь…
— Объяснить? Знаю, знаю! Ты нашла фонтан вечной юности, но наполнен он кровью. Верно?
Эва теребила складку на платье, по щекам текли слезы.
— Мне казалось, я продумала…
Доун ничто не смягчало. Один за другим в уме возникали новые вопросы, над которыми билась команда, — надо сосредоточиться именно на них. Маленькая девочка рвалась из груди, пыталась кинуться к Эве, но охотница жестко подавила неуместную слабость.
«Вопрос. Придумай вопрос… Ладно. Вспомни, как Жаклин Эшли начала набиваться в подружки. Так было задумано? Эва хладнокровно составила пошаговую инструкцию, как залезть в душу к дочери под видом доброй приятельницы?»
Доун скрестила на груди руки. Смазанные гелем пальцы только теперь разболелись. Или до нее наконец дошло, что такое боль.
— Однажды, — начала она, — в интернет-кафе… Кико пожал тебе руку. Он хотел считать тебя.
Эва с готовностью ответила на простой вопрос:
— Я контролировала Обаяние. За годы я научилась виртуозно им управлять. Кико не мог проникнуть в мое сознание, а я сумела одержать над ним верх. Я очаровала твоего друга. Я всем внушаю, что во мне есть та же изюминка, что и у Эвы.
— Но ты же — Эва! — Глаза заволокло красной пеленой. — Скажи, зачем ты так поступила. Почему бросила семью и стала вампиром?
Эва дрожала и выглядела потерянной.
«Мамочка, что случилось? Тебе помочь?»
Доун снова устояла перед соблазном, сосредоточившись не на внутренних переживаниях, а на внешнем: вот Эва встала, подошла к окну, запустила пальцы в белокурые локоны. В углу вспыхнула серебряная искра.
Это же цепная плеть… и остальное оружие! Почему его оставили здесь? Неужели Эва и Джулия настолько самонадеянны, что считают Доун абсолютно безобидной?
«Какая небрежность», — подумала она, решительно отводя взгляд, и возмутилась:
— Мне надоело, что мои вопросы игнорируют…
Эва обернулась — взгляд ее затягивал как водоворот, но девушка ждала этого и успела выставить ментальный блок прежде, чем мать добралась до ее сознания. Эва больше не имела доступа к дочери и ни на миг не сумела бы заглянуть внутрь.
Вампирша тут же закрыла лицо.
— Прости, — пробормотала она. — Я только хотела прекратить наш ужасный разговор.
— Не выйдет. Ты обещала рассказать. Я вся внимание!
Эва подняла заплаканные глаза и умоляюще протянула к Доун руки.
— Я же не твой босс, я расскажу. — На губах мелькнуло подобие улыбки. — Ведь ты о нем думаешь? О своем начальнике?
Доун по-прежнему чувствовала попытки проникнуть в ее разум, хотя Эва и извинилась. Какой бы тварью она ни была, подобная настойчивость заслуживала уважения.
— Хватит меня допрашивать, мне нечего сказать о своей работе. Я для тебя обычная, несчастненькая девушка из неблагополучной семьи. Конец.